Скорпион поправил куртку, Хоури помогла ему застегнуться. Застежки были большие, специально для неловких пальцев свиньи.
– Ты был в своем праве, – сказала она.
– Я думал, что с этим покончено. Что я распрощался с прошлым.
Она покачала головой:
– Так не бывает, Скорп. Поверь, старые обиды не забываются. Конечно, то, что со мною случилось, несравнимо с пережитым тобой – тут и спору нет. Но мне знакома ненависть к тому, что невозможно победить, что гораздо сильнее тебя. Я лишилась мужа, Скорп. Безликие армейские чинуши отобрали его у меня.
– Он погиб? – спросил свинья.
– Нет. Просто он далеко, за тридцать с лишним проклятых световых лет. Все равно что погиб, в сущности. Может, и хуже.
– Ты ошибаешься, – сказал он. – Это не лучше того, что сделали со мной.
– Может, и так. Не мне рассуждать и сравнивать. Знаю только одно: я пыталась простить и забыть. Смирилась с тем, что больше никогда не увижу Фазиля. Я даже привыкла к мысли, что он наверняка давно умер. У меня ребенок от другого мужчины. Я решила, что главное – идти вперед.
Скорпион знал, что отец ее ребенка тоже погиб, но по ее голосу об этом нельзя было бы догадаться.
– Не надо идти вперед, Ана. Надо просто жить.
– Я знала, что ты поймешь, Скорп. Но поймешь ли ты также, что значит простить и забыть?
– Этого не будет, – ответил он.
– Никогда, даже через миллион лет. Если бы сейчас сюда вошел кто-нибудь из болванов, которые пустили под откос всю мою жизнь, думаю, я бы не сдержалась. Я хочу сказать, что злость съеживается, но при этом становится жарче. Мы просто прячем ее поглубже и следим за огоньком, который не должен погаснуть. Злость помогает нам жить дальше, Скорп.
– Только не мне.
– Ошибаешься! – пылко возразила Хоури. – Скорп, врагу не пожелаешь того, что случилось с тобой на айсберге. Я знаю, кем был для тебя Клавэйн. И на Земле ты прошел через ад. Не то удивительно, что ты один раз сорвался, а то, что продержался двадцать три года. Нельзя быть к себе слишком строгим. Мы сейчас не на увеселительной прогулке. Ты заслужил право выдать пару тумаков.
– Парой тумаков не обошлось.
– Но ведь этот человек выжил?
– Да, – хмуро подтвердил свинья.
Хоури пожала плечами:
– Тогда не о чем беспокоиться. Всем нам нужен лидер. Лидер, а не слюнтяй, который носится со своими рефлексиями.
Скорпион поднялся с места:
– Спасибо, Ана. Спасибо.
– Я хоть немного помогла или только все окончательно испортила?
– Помогла.
Кресло Скорпиона снова слилось с полом.
– Хорошо. Знаешь ли, я не умею красиво говорить. Скорп, в душе я обычная пессимистка. Судьба забросила меня к черту на кулички, мою голову нашпиговали всякой технической дрянью, и вряд ли я когда-нибудь смогу понять родную дочь. Правда, я пессимистка от безысходности.
– Я всегда старался прислушиваться к пессимистам, – улыбнулся Скорпион. Настал его черед подыскивать слова. – Я тебе очень сочувствую. Надеюсь, когда-нибудь…
Скорпион оглянулся, заметив краем глаза, что по темной дорожке «палубы» вдоль прозрачного фюзеляжа к уголку, в котором лежала Аура, идет Васко.
– Я не знаю, что сказать. Может быть, однажды ты кого-нибудь встретишь, и ему удастся притушить в тебе огонь злости. Или даже погасить его насовсем.
– Думаешь, мне станет от этого легче?
– Не знаю.
Хоури улыбнулась:
– Я тоже не знаю. Поживем – увидим.
– Скорпион! – позвал Васко.
– Что?
– Хочу вам кое-что показать. И вам, Хоури.
Они разбудили Валенсина. Васко отвел всех троих в другую часть шаттла, увеличил там прозрачность корпуса и усилил проходящий снаружи луч света,
