– Положиться на слепой случай? – хмыкнул Голос. – Ох, люди, люди, только языком и горазды болтать, а как до дела – складывают лапки и плывут по течению. Да не бывает никаких слепых случаев. Ну ладно, – подытожил он после недолгого ворчания. – Раз уж ты так упираешься, придется делать выбор за тебя.
– Спасибо! – искренне обрадовался я.
– Погоди благодарить, – остановил меня Он, – может, еще проклинать будешь. Это ведь тоже очень по-человечески – передать выбор кому-нибудь другому, а после проклинать его, когда результат выбора окажется не тем, какой хотелось. Сделаем так. Ты очнешься тем, кем ты был на самом деле…
– Спасибо! – Это сообщение обрадовало меня еще сильнее.
– Да погоди ты! – опять остановил меня Голос. – Ты понимаешь, что проигравшим в итоге станешь именно ты?
– Как?! – изумился я. – Почему? – Я действительно не понимал этих странных условий.
Но Голос заговорил так, словно это Его приводит в недоумение моя позиции, словно я не понимаю, например, того, что подброшенный камень непременно падает на землю:
– Ну а ты как думал? – спросил Он с саркастическим смешком. – Что твоя душа избавится от тяжести выбора и неизбежной при нем ответственности, но тем не менее тебе дадут прожить в свое удовольствие еще гарантированных тридцать три года, меж тем как смерть остальных будет на моей совести? Если, конечно, имеет смысл говорить о моей совести, что, разумеется, нонсенс. Нет, друг мой, платить приходится за все. Так или иначе. Отказаться от выбора, переложить ответственность на другого – это тоже выбор, и за него тоже нужно платить. Причем, как правило, дороже, чем за любой другой. – Он помолчал, как будто подчеркивая важность сказанного. – Так что, пока не поздно, подумай еще раз. Вариант первый: ты выбираешь одного из троих и живешь его жизнью – а быть может, это как раз твоя жизнь – еще тридцать три года. Подчеркиваю: гарантированных тридцать три года. Другие двое погибнут, само собой. Вариант два: ты отказываешься от выбора и расплачиваешься за это отсутствием каких бы то ни было гарантий. К примеру, если ты – один из убитых, то, сам понимаешь, жизни твоей остается сколько-то там секунд.
Да уж. Куда ни кинь, всюду клин: либо подписывай самому себе смертный приговор, либо оставайся жить, зная, что ты подонок, подписавший смертный приговор другим людям. Вот что тут можно выбрать, скажите, пожалуйста?
– Я могу подумать?
– Валяй, – весело согласился Он, – только недолго.
Проклятье! Ну вот что тут выбирать? Да и потом, все равно, по сути дела, я уже и так мертв… Началось-то все с убившего меня выстрела. Или не убившего? Может, я этот выстрел просто услышал и в обморок упал. Может ведь так быть? Стоп! Ему не нравится, когда лапки складывают? Мне вдруг показалось, что я увидел шанс на спасение:
– Но если я должен выбирать из этих троих, а на самом деле меня среди них нет – это же нечестно!
– Что ты хочешь сказать? – Он сделал вид, что не понимает.
– Я хочу сказать, что, если меня среди них не было, я должен иметь шанс выбрать свою собственную жизнь тоже, – сердито объяснил я.
– Резонно, – теплоты в Голосе осталось не больше, чем в космическом вакууме. – Хотя на деле это лишь уловка с твоей стороны, опять попытка увильнуть от ответственности, переложив все на слепой случай. Мама, я ничего не делал, чашка сама разбилась! Вспомни, что я только что сказал: если я выбираю за тебя, ты очнешься тем, кем был на самом деле, вот только никаких льгот, никакой гарантированно долгой жизни, как при собственном выборе, тебе это не принесет. Но ты пытаешься притвориться, что это и есть твое собственное решение, видимо, в надежде на те самые даровые тридцать три года или сколько там получится. Потому что, знаешь ли, твоя собственная жизнь может оказаться жизнью, к примеру, безногого нищего, который помрет через месяц от цирроза. Или, что вероятнее, тебя там тоже застрелили, никто ж не говорил, что убитых всего трое. Или тебя от ужаса апоплексический удар хватил. Масса вариантов, в общем. И если бы ты действительно почувствовал, кто ты есть, ты бы тогда и свое прошлое состояние почувствовал. Хотя бы слегка, хотя бы как фантомную боль. Но ты, милый, притворяешься! Пытаешься убедить – меня ли? себя ли? – что чувствуешь и помнишь, а на деле душа твоя абсолютно отделена от тела и сознания. Поскольку ты юлишь и притворяешься, то есть фактически пытаешься увильнуть от игры – от выбора, со всей следующей за ним ответственностью, – так какой тебе выигрыш в виде гарантированно долгой жизни? Уж сколько будет, столько будет. Ну что ж… вольному воля. Итак. Выбирай. Ты уверен, что тебя среди этих троих нет? Убежден, что хочешь вернуться в свою собственную жизнь?
Я подумал, что насчет безного нищего Он, конечно, дразнится. Не было там никаких безногих нищих.
– Да, – как можно более твердо произнес я. Точнее, попытался, потому что горло все равно перехватило, и вместо нормального «да» вышел какой-то невнятный писк. Ладно, какая разница, все равно, кроме Него, некому любоваться, насколько достойно я выгляжу.
– Врешь, – уверенно сообщил Голос. – Но так тому и быть. Ты отказываешься от этих трех жизней и выбираешь ту, про которую ты врешь, что уверен, но которой на самом деле не помнишь?
– Я уверен, – упрямо повторил я.
На маленькой, чуть больше развернутой книги, табличке было, кстати, написано «Пальма», а вовсе не «Желтый чайник».
Из глухого торца стоящей углом к дороге старой кирпичной восьмиэтажки вырастал одноэтажный застекленный пристрой «аквариумного» типа. В советские времена в «аквариуме» размещался овощной магазин: кафельные полы, две мрачные бочки с солеными огурцами, сетки с вялой картошкой
