Улыбающаяся Марина сидела на полу, усеянном какими-то блескучими крошками. В некоторых, покрупнее, еще можно было узнать осколки. Марина брала осколок и ломала его. Потом еще раз. И еще. До тех пор, пока ломать было уже нечего. Оглядывалась, находила следующий, опять ломала. Пальцы, колени, стеклянная крошка, ковер – все было заляпано кровью. Зеркальная – когда-то зеркальная – дверца шкафа сейчас зияла темным провалом, по бокам которого тоже щерились зубастые осколки.
Увидев мужа, Марина радостно рассмеялась:
– Вот и ты! А я и не услышала!
– Что ты делаешь? – сдавленно проговорил Андрей.
– Да ну, – она махнула рукой в сторону бывшего зеркала, в темную зубастую пасть, – оно ужас какой-то показывает. Как будто я – это не я, а какая-то толстая жуткая тетка. А я же молодая! Краси-и-ивая! Иди ко мне!
Надо было что-то делать, куда-то бежать, но ноги не шли, не двигались, как бывает в кошмарном сне.
– Где девочки? – задыхаясь, прошептал он.
– Ну спят же! – радостно отозвалась Марина. – Здорово, да? Можно пока пошали-и-ить. – Она подмигнула и потянулась, выгнувшись и выпячивая грудь. – Ну иди же скорей!
Андрей отшатнулся, захлопнул дверь. Черт, почему в этой квартире ни одна внутренняя дверь, кроме кабинетной, не запирается?! Он хотел придвинуть к ней вешалку, но понял, что та стоит не на месте. Не у входной двери, а у соседней, в бывшую их с Мариной спальню. Андрей осторожно приоткрыл соседнюю дверь – в комнате девочек было чисто и пусто. Проклятье!
Отшвырнув тяжеленную вешалку, он ворвался в спальню. На супружеской постели лежали два длинных, замотанных одеялами свертка. На неверных ногах он шагнул ближе…
Лица девочек были безмятежно спокойны, только у Насти перемазано чем-то белым.
Сердце пронзила острая боль. Потемнело в глазах. Чувствуя, что падает, Андрей уцепился за тумбочку, свалив стоявшую на ней вазу.
Настя открыла глаза и, задыхаясь и всхлипывая, заговорила:
– Папа! Она… она… я…
Андрей кинулся к кровати и начал распутывать Анжелу.
– Папа? Мама с ума сошла, – открыв глаза, совершенно спокойно сообщила она.
Пока Андрей освобождал девочек от их коконов, те сбивчиво рассказали ему о произошедшем.
Первой домой вернулась Настя. Мать открыла ей дверь и…
– Что-то темное сверху, я чуть не задохнулась! – рыдала Настя. – Потом не помню… Очнулась, когда она пыталась меня манной кашей накормить.
Анжела сохраняла все то же спокойствие. Вернулась она часа на полтора позже сестры и встречена была так же, только сознания, в отличие от Насти, не теряла:
– Она меня запеленала как-то сразу и очень ловко, укачивать пыталась, что-то вроде «спи, малютка». Ну, ясно, свихнулась. – Анжела поморщилась. – Я и не сопротивлялась, а то, думаю, еще придушит. Так-то вроде ничего ж такого мне не сделала, даже кормить не пробовала. – Она усмехнулась. – Повезло, не то что Настюхе. Потом ушла и дверь чем-то задвинула. Настасья, слышу, рядом всхлипывает, я и сказала ей, что лучше не шуметь, а то мало ли что сумасшедшей в голову еще взбредет. Надо пока потерпеть, скоро папа придет, выручит. Вот ты и пришел. – Она улыбнулась.
– Но… – Андрей изумился самообладанию дочери. – Ты ведь, когда я пришел, спала?!
– Ну да, – спокойно подтвердила Анжела. – А что еще делать? Да и вообще, спать же все время хочется, знаешь, сколько перед сессией учить приходится.
Настя, вцепившись в локоть отца, всхлипывала.
Марину поместили в хорошую – Андрей не поскупился – клинику и вроде даже обещали, что все наладится, мол, острые психозы, особенно климактерические (вот уж о чем Андрей и думать не думал), лечатся очень неплохо, вероятность рецидива невелика. И, что самое замечательное, не соврали: Марина пришла в себя довольно быстро и вела себя вполне адекватно.
После выписки она поселилась в купленной бывшим мужем небольшой квартире – вопрос о том, с кем жить девочкам, исчез сам собой. Андрей, понимая, что нигде и никогда не работавшей (коротенький отрезок после института можно не считать) женщине с дипломом четвертьвековой давности устроиться непросто, деньги бывшей супруге давал регулярно. Поначалу, правда, так же регулярно уговаривал устроиться хоть на какую-нибудь работу, хоть вахтершей – просто чтоб не маяться от безделья. Время от времени Марина даже следовала совету бывшего мужа, но хватало ее ненадолго. Уговаривать бывшую ему надоело года через два.
Для пущего спокойствия Андрей с самого начала договорился с соседкой Марины, чтоб приглядывала, ну, приплачивал, конечно. И та приглядывала. Впрочем, врачи не соврали – рецидивов не было. Раза два-три за первые полгода Марина совершала попытки самоубийства, но в основном для демонстрации, всегда оставляя лазейку, чтоб наверняка успели спасти: то руку слегка разрежет – крови много, а толку чуть, то пачку аспирина выпьет. Но вскоре ей это надоело: резать руки, даже если слегка, было больно, после аспирина тошнило и сводило желудок. В общем, Марина утихомирилась.
