Отец тогда, помнится, к подарку отнесся скептически, даже посмеялся: мол, ты девчонка, что ли, в куклы играть? Ну и пусть! Миша назвал песика Рексом, прицепил к школьному рюкзаку – чтоб сторожил! – и радовался целый день. Гладил мягкий коричневатый плюш, глядел в блестящие черные глазки.
А на следующий день после уроков наткнулся на компанию больших мальчишек – спустился со школьного крыльца, шел себе по двору вдоль серой кирпичной стены, шел и шел, а они там… Совсем большие – класса из пятого, наверное, или даже из седьмого! Они молодецки, хотя и с шиканьем и с оглядкой, посасывали пиво из спрятанных под куртками бутылок и делали вид, что круче их нет никого на свете. Мишин рюкзак показался им подходящим развлечением. Миша даже не заплакал тогда, только тупо повторял: «Отдайте, ну, отдайте, ну, чего вы!» В сущности, мальчишки ничего плохого ему не сделали, даже не побили. Пошвыряли друг другу лениво рюкзак, оторвали прицепленного к лямочному кольцу Рекса, покидались им, уронили, попытались изобразить футбол, но для мяча игрушка была маловата. Песика отшвырнули в угол и потеряли было к нему интерес, но тут пиво начало проситься наружу, и пацаны затеяли соревнование на меткость.
Когда они наконец ушли, Миша подобрал рюкзак и хотел поднять Рекса, но не стал: мокрый, извалянный в грязи и мусоре песик был похож на кусок половой тряпки и невыносимо вонял мочой. Наверное, его можно было отстирать. Но память-то не отстираешь! Миша обломком ветки выкопал у ствола ближайшего дерева ямку, болезненно морщась, носком ботинка подтащил туда загаженного Рекса, закопал. Подумав немного, приволок еще тяжеленный булыжник размером с полтора ботинка и уложил сверху. Похоронил.
Матери он тогда, конечно, ничего не сказал, чтоб не расстраивать. К рюкзаку подвесил купленный на сэкономленные от завтраков деньги пластмассовый футбольный мячик. А она не спрашивала, думала, наверное, что просто поменялся с кем-то, а забот у матери было и без того достаточно.
Протянув сегодня руку, чтобы поднять брошенные отцом футболки – нет, только подумав о том, чтобы протянуть руку, – Миша опять почувствовал тот самый нестерпимо мерзкий запах. Конечно, он не мог их забрать. Но жалко было – до слез.
Настя глядела на него молча, как будто даже безразлично. Как будто даже не на него, а в пространство, а он так, на линии взгляда случайно оказался. Потом дернула бровями, поднялась, пододвинула к нему стакан:
– Слышь, я отойду ненадолго, а ты чтоб до моего прихода это выпил. Усек?
Миша замотал головой – нет, мол, не буду.
– Ой, я тебя умоляю! Вот не надо ща песен про страшный ужас алкоголь и все такое. Это, Микки, как со жратвой. Едят все, а до состояния беременных гиппопотамов разъедаются некоторые. И что теперь, глядя на обжор, всем остальным вообще есть перестать? Все, я сказала, ты услышал.
Вернулась она не через десять минут, но быстро. Плюхнулась в кресло, допила виски, оставшийся на донышке, кивнула одобрительно, махнула официанту, мол, повторить, и выложила на стол два хрустящих пакета. Вскрыла, сгребла выдернутые тряпичные кучки себе на колени:
– Значит, слушай сюда. Ну на фига тебе мотоцикл на пузе? Мотоциклы на стенку хорошо вешать. Машинки, впрочем, тоже. Да и черное тебе на самом деле не в цвет. Вот это получше будет.
Футболки были зеленовато-серые. На одной пасся, оглядываясь на «зрителей» через плечо, тигрово-рыжий жираф, со второй целился танк.
– Вот гляди. Во-первых, они как мои глаза, видишь? – Настя приложила футболку к щеке, цвет и впрямь был один в один. – Во-вторых, жираф такой же длинный, как ты. В-третьих, он глядит на всех сверху и, если что, плюнет. А если совсем что, то вот этот и стрельнуть может.
– Спасибо, – улыбнулся Миша.
– Погодь со своим спасибо, я только начала. Слушай, салага, и учись, пока можно. Футболки, мелкий, которые мы тебе купили, что те, что эти – это просто деньги, а деньги у нас, спасибо моему папуле, таки есть. Футболок таких миллион. Так что грустить по ним – ничего нет глупее. Ну не миллион, но несколько тысяч точно. Никакие они. Прекрасные, кто бы спорил. Но никакие.
Миша кивнул. Ему показалось, что он понимает, о чем говорит Настя. Она потянулась, как сытая кошка, пощелкала языком, глядя на лежащую перед ней зеленовато-серую тряпичную кучку:
– Ладно, продолжим. Эй, ты вообще меня слушаешь? – Настя шутливо дернула его за нос.
– Ну ты говорила, что футболки отличные, но неотличимые. – Миша попытался сформулировать высказанную мысль покрасивее.
– Эх, хорошо излагаешь, черт побери, мне бы так! – восхитилась она. – Неотличимые… – Растянув ткань на коленке, Настя покопалась в сумке, вытащила черный маркер. – Вуаля! – Она несколькими легкими движениями пририсовала жирафу очки и дымящуюся сигарету. Танк украсился галстуком- бабочкой. Немного подумав, Настя «надела» на танковую башню набекрень крошечную шляпу-цилиндр. Все детали выглядели схематичными, но при этом очень натуральными. И вдобавок очень смешными.
Настя протянула Мише обе футболки:
– Вот. Теперь даже если кто-то на себе изобразит то же самое, точь-в-точь, это по-любому будет уже повтор. Ну чего, норм?
– Здорово, – выдохнул Миша. – А почему ты никогда не рисуешь?
– А, скукотень! – Она бросила в рот пару орешков. – Ты слушай, не отвлекайся. Фигня все это, понял? И те маечки, которых в магазине миллион, и эти, которые единственные в мире. Фигня. Вот я могу их прямо сейчас взять и выкинуть – что в жизни изменится? Ничего.
– Но зачем же тогда?.. – Он помотал головой, словно пытаясь уложить в мозгу рассыпающиеся мысли. – Мне что, и не радоваться на них?
