отправляют обратно на фермы.
— Ты слишком много болтаешь, — предупредил подросток. По его перепуганному лицу было видно, что он готов в любую минуту бросить старика и рвануть со всех ног.
Но нищий еще не закончил.
— Да, добрый господин, мы не должны попадаться солдатам на глаза. Мы прячемся за городом.
— За городом?
— Каи — не единственный город в округе, господин. Вокруг Элантриса было четыре города, но остальные обезлюдели. Говорят, что еды не хватало на всех. А мы прячемся в их развалинах.
— И вас там много?
— Нет, не много. Только те, кто набрался смелости сбежать с ферм. — Глаза старика заволокла мечтательная поволока. — Я не всегда попрошайничал, добрый господин. Когда-то я работал в Элантрисе, ткал ковры. Я был одним из лучших! А вот фермер из меня не получился. Король ошибся, господин: он послал меня трудиться на полях, но я слишком стар для такой работы и поэтому сбежал. И пришел сюда. Иногда торговцы дают нам немного денег. Но мы попрошайничаем только по ночам и не тревожим знать. Нет, ни в коем случае, а то они расскажут королю.
Старик прищурился на Хратена, как если бы впервые осознав, чего испугался мальчишка.
— Вы не похожи на торговца, добрый господин, — нерешительно произнес он.
— Я не торговец. — Хратен уронил на колени старика мешочек с деньгами. — Это тебе. — Второй кошель он бросил на землю. — А это остальным. Доброй ночи, старик.
— Спасибо, добрый господин! — вскричал он.
— Благодари Джаддета, — ответил жрец.
— Кто такой Джаддет, господин?
Хратен склонил голову.
— Скоро узнаешь. Так или иначе, но ты скоро узнаешь.
На элантрийской стене шумел порывистый, сильный ветер; он радостно подхватил и завертел плащ Хратена. Он нес с собой соленый, прохладный запах моря. Джьерн опирался на низкий парапет между двумя горящими факелами и разглядывал Каи.
Город был не так уж и велик, особенно по сравнению с Элантрисом, и его укрепления оставляли желать лучшего. К верховному жрецу вернулось былое недовольство. Он не любил находиться в месте, которое трудно защитить в случае нападения; хотя, возможно, сейчас к его обычной тревоге примешивалось напряжение ожидания.
Каи переливался огнями; лишь в немногих домах еще светились окна, но на улицах горели фонари, в том числе и вдоль невысокой стены, отмечавшей официальную границу города. Стена образовывала идеальный круг — настолько правильный, что, увидь ее Хратен в другом месте, он бы непременно похвалил строителей. Здесь же она служила еще одним напоминанием о былой славе элантрийцев. За последние годы Каи выплеснулся за пределы этой ограды, но старая граница еще отмечалась кругом горящих факелов.
— Когда-то все было гораздо красивее, — раздался позади джьерна мечтательный голос.
Хратен удивленно обернулся. Он слышал шаги, но решил, что они принадлежат одному из часовых. Вместо солдата он обнаружил лысого коротышку-арелонца в простой серой мантии: Омина, главу кораитов Каи.
Омин подошел к парапету и остановился рядом, не отрывая взгляда от города.
— С другой стороны, тогда у власти находились элантрийцы. Так что их падение должно благодатно отразиться на наших душах. И все же я не перестаю с восторгом вспоминать те дни. Вы знаете, что в Арелоне никто не голодал? Элантрийцы умели превращать камень в зерно, а грязь — в кусок мяса. И когда меня одолевают воспоминания, я начинаю недоумевать. Как злые силы могли принести нам столько добра? И зачем?
Хратен не отвечал. Он стоял, скрестив руки на парапете, а ветер играл с его развевающимися волосами. Омин тоже замолк.
— Как ты меня нашел? — наконец нарушил тишину джьерн.
— Всем известно, что вы любите приходить сюда по ночам, — откликнулся жрец. Он едва мог положить руки на перила; Хратен считал Дилафа невысоким, но по сравнению с Омином тот выглядел великаном. — Ваши последователи говорят, что вы приходите на стену и размышляете о победе над нечестивыми элантрийцами; противники утверждают, что вас мучает вина за проклятие и без того несчастных людей.
Хратен содрогнулся, но не отвел взгляда от собеседника.
— А ты что скажешь?
— Я ничего не стану говорить. Для меня не имеет значения, почему вы поднимаетесь по этим ступеням каждую ночь, хратен. Но я не понимаю, зачем вы закладываете в умы людей ненависть к элантрийцам, когда сами жалеете их.
Джьерн ответил не сразу. Он ритмично постукивал длинными, затянутыми в перчатку пальцами по перилам.
