Наскучил Вельке свадебный пир, да и Венко, видно, как радости ждал, когда же можно будет жену увести в дальнюю горницу, оставив гостей пировать до утренней зари.
Уже вот-вот…
Взяла Велька чашу, отпила. И чуть не уронила – увидала она вдруг в чаше отца, князя Велеслава, как он в блюде серебряном что-то разглядывает, и княгиня Дарица рядом стоит, и волхва Даруна тут же…
– Сестрица, иди сюда скорее, батюшка тут, – позвала Велька, и Чаяна тут же вскочила, подбежала, огибая столы, нагнулась над чашей, и Ириней – за ней.
Видно было хорошо, и горницу знакомую, и князя с княгиней, и волхву.
– Ты видишь? – спросила Велька.
– Да, да, – Чаяна закивала, заулыбалась радостно.
– Должно быть, это Даруна сейчас нас им показывает…
Гости вокруг столпились, да не все и поняли, что случилось, им не видно было ничего в той чаше.
В Верилоге тем вечером и впрямь на княжий двор пришла волхва Даруна. А как привели ее к князю и княгине, спросила она сразу блюдо с водой.
– Свадьба нынче в Карияре, – объявила она, – на дочек взглянуть не хотите ли?
Княгиня ахнула, за грудь схватилась.
– И кому же досталась княжна? – взволнованно спросил, хмурясь, князь.
– Княжичу Иринею, братичу княжьему.
– Не сыну, значит? – больше нахмурился князь.
– Вы, княже, Ладе самой и Макоши-Матушке выбор этот поручили, так можно ли теперь на него пенять? – мягко сказала волхва. – Хороший выбор, лучшего не бывает. Только с ним, с Иринеем, с одним ей и судьба. Радуйся, княгиня.
И Дарица дух перевела, неуверенно улыбнулась.
– А за кого меньшая моя пошла? – шевельнул бровью князь.
– За князя Ивеня, старшего сына Веренея. Ей княгиней быть сначала в малом Озерске, потом и в самом Карияре.
– Вот как, значит… – погладил бороду Велеслав, – не ожидал. Как же оно так вышло?
И княгиня Дарица губы поджала:
– Как же так? Княженку, выходит, выше княжны посадили – разве так делается? Да кто из них этот Ивень-то был? – повернулась она к мужу. – Знал ты, как первенца Веренеева зовут? Разве был среди княжичей Ивень?
– Не было. Не серчай, княгиня, и не завидуй, не гневи Светлых Богинь! – резко сказала волхва. – Не назывался он, хоть тут был, одну ее выбрал, и перечить ему не след было. Жене Ивеня дорога трудная напрядена, княжна такую бы не снесла, а княженке как раз по силам. Она ведь Веренею проклятье облегчила, как тому и мечталось. Теперь, княже, он себя твоим должником считает, – она насмешливо взглянула на Велеслава.
Крякнул князь, опять бороду погладил.
– Смотрела я за их дорогой, – продолжала волхва, – княженке твоей несладко пришлось. И беду она развела, что сестра ее по глупости натворила, в Навь ради этого ходила. Ты к Чародею съезди, княже, поклонись да поблагодари, пусть и дальше не оставляет твою дочку, ей небось подмога еще пригодится. Он, Чародей, волчарой седым по Нави скачет…
– Хорошо, – помедлив, кивнул Велеслав. – Да чего такого натворила Чаяна?
– Что было, то уже прошло, значит, и говорить не о чем, – махнула рукой Даруна. – А няньку старую ко мне пришлите. Говорят, век живи – век вразумляйся, вот я и добавлю ей ума.
– Как скажешь, – помедлив, согласился князь.
– Еще вашу княженку оборотни в жертву принесли, на краде живьем сожгли, а выжить ей только материнская кровь помогла. Хотела бы ты чего такого своей дочке, княгиня?
Побледнела Дарица Стояновна.
– Нет…
– Вот и не кори богинь, далеко до них людскому разумению.
Княгиня уж и не рада была, что смела неудовольствие показать. Жива дочка и здорова, в чести да в достатке – и хорошо…
Принесли тут блюдо, и воды в ведерке. Даруна воды в блюдо налила, перстеньки девичьи, у невест взятые, в воду положила. И в самую воду забормотала слова заветные…
– Ну, глядите, – махнула она рукой и отступила.
Про то, что еще накануне разглядела, Даруна говорить не стала: что тяжела уже Ивенева молодая княгиня, и ранней весной срок ей придет родить сына, и ей, стало быть, пошлет Велеслав обещанные жемчуга.