Может, конечно, эта гадость и безопасна, но нервы у нашего командира не выдерживают.
Надрываясь и корячась, мужчины вытаскивают наши плавучие гробы из реки и волокут их по берегу, обходя препятствие.
Лишних лодок больше нет, а перед нами – последний из городских мостов. Прутики и веточки, пущенные Эйнштейном, проплывают благополучно. Я ощущаю некое неудобство, разглядывая пространство за аркой, и говорю об этом боссу. Он жалобно смотрит на меня:
– Есть опасность?
– Вроде нет. Но аномалия есть.
– Под мостом?
– Сразу за ним.
– Ты бы рискнул? Двигаемся или как?
Устал Эйнштейн, даже его стержень гнется.
– А чего не рискнуть, – говорю. – Ведь не кем-нибудь, а собой, это можно.
Едва выходим из-под моста, как тяжкая судорога сотрясает наш катер. Под днищем скрежещет, борта стонут. А главное – он вдруг поднимается, поднимается… кренится набок… что это?
– «Твердая вода»! – кричит Эйнштейн назад, другим лодкам. – Всем замереть!
«Твердая вода»… Еще один кошмар Зоны материализуется. На Земле вода существует в трех агрегатных состояниях: лед, пар и жидкость, но в Зоне люди познакомились и с четвертым, которое назвали твердым. Лед – это тоже твердая фаза, но плотность его даже меньше, чем у просто воды. Здесь же речь идет о внезапном увеличении плотности раза в четыре: из воды становится возможным лепить, ее можно резать. Ясно, что изменение структуры столь привычного нам вещества вызывается резким повышением внутреннего давления, но где источник этого давления? И какой фактор вызывает фазовый переход? Аномалия – она и есть аномалия.
Большая редкость, кстати. За кусок «твердой воды» сталкерам платят хорошую монету, нам невероятно повезло.
Хорошо, катер не расплющило, а то ведь запросто могло. Нас просто выталкивает на поверхность и опрокидывает. Кто сумел зацепиться и не свалиться за борт, тот выжил, а кто не сумел… «Твердая вода» в реке нестабильна и неоднородна – спрессовывается, разжимает пресс и снова застывает. Плюхаешься, как в прорубь, а через секунду ты уже раскатан в лист толщиной с пару молекул. Это, ребята, страшнее, чем «давилка», хотя, казалось бы, куда уж страшнее.
Жаль красотку Бел, она стояла у самого борта. Кто теперь будет заботиться о боссе?
Катер ходит ходуном, гарцует, как необъезженный жеребец, долго так не продержаться. А еще течение, преодолевая неожиданную затычку, пошло поверху и сбоку, быстро выплескиваясь из берегов.
Нас успевают вытащить наверх, на мост. И первый, кто оказывается на мосту, кто схватил ремни и бросился на помощь, – Носорог. Это с последней- то лодки! Второй – мой отец. Прибежал с телом мамы в руках, расстался с ним на минуту, только чтобы спасти сына…
Похватав из лодок, что возможно, мы уходим от этого места. Речная часть путешествия закончена.
Идем, от реки не отдаляясь, это самый удобный путь к пансионату, конечной нашей точке. Эйнштейн решил дать себе отдых, осознав наконец, что даже он может уставать, так что группу ведут по очереди два проводника из числа активных сталкеров, хорошо известных в городе: Колорадо и Унтерменш. Направление задано, проводники по очереди сменяют друг друга. Оба – со сложенными парашютами на спинах. Эйнштейн настоял. Это в придачу к пробникам и маркерам. Вообще с экипировкой относительный порядок: все, что унесли с телестудии, потом попало в лодки, а уже с лодок было спасено по максимуму.
До настоящих лесов еще топать и топать, но городской ландшафт уже прочно сменился сельским: луга, заросшие не пойми чем, рощицы, состоящие из деревьев, которые только издали кажутся обычными.
Вот из такой рощицы, близко подступившей к берегу, и выдвигается группа спецназа численностью до взвода.
Это так обидно, так несправедливо – практически в конце маршрута, после стольких напастей и горестей! – что папы «детей сталкеров», мгновенно озверев, чуть не кидаются врукопашную. Усталость у всех нас давно перевалила за пределы возможного. Однако столь же быстро мужчины берут себя в руки. Все они сталкеры, а значит, терпение, расчет и собранность – их вторые имена. Ими даже командовать не надо. Детей и баб – в круг, мордой в землю; самим – тоже залечь и изготовиться к бою.
– Они же без шлемов! – говорит Натка и вдруг начинает смеяться.
Не то что смеяться – она так хохочет, что кажется, бронхи выскочат. Никаких колокольчиков в ее смехе, от которых душа млеет, нет сейчас и в помине, только злая, бешеная радость.
Эйнштейн с Носорогом хватают ее, испугавшись, что девочка подцепила «хохотунчик», аномалию не смертельную, но чреватую последствиями. Она не вырывается, только вымучивает:
– Отвяньте, я в норме…
