— Ему все равно, — отмахнулась она, усаживаясь обратно, за что Александр Андреевич был ей весьма благодарен. — Он из этих…
«Буква закона… Это явно не ее слова. Девочка кого-то повторила сейчас», — подумал Рылеев, затем ласково предложил:
— Не хотите ли все-таки рассказать, что произошло?
— Старо, как национальности, — выдала она красивый оборот речи. — Он изменил мне. Я понимаю, что в наше время это звучит глупо и как-то…
— Но ваш парень… — испугался ухода от темы Александр Андреевич.
— Доктор, нельзя говорить «ваш». Никто никому не принадлежит. — Рылеев мысленно стукнул себя по лбу. Да что с ним сегодня такое? Молодежь таких, как он, умилительно называет ретроманами. — Так вот, он часто рассказывал мне про… про… монолитность.
— Моногамию? — полувопросительно поправил он.
— Да-да, про нее самую. И после этого взять и… так просто изменить? Для него же это куда более важный шаг, чем для меня. А это значит, что он хотел унизить меня и выбрал самый чудовищный, по его мнению, способ.
— Может быть, наоборот, он знал, что для вас это ерунда, ведь вы сторонница свободных отношений, не так ли?
— Ну мы живем в мире свободных отношений.
— Вот. Поэтому делаю вывод, что он не хотел причинять вам зла. Что же заставило вас выбрать этот путь — уход?
— Но это же не конец истории, доктор!
— Ой, простите. Внимательно вас слушаю. — Рылеев со скучающим видом уставился за окно. Огромные роботокраны с удаленным компьютерным управлением выстраивали новые двестиэтажки. В небе — серая пыль. Этажи близрасположенного дома смотрели на него унылыми зеркалами.
«Как давно я не видел зелени!» — мысленно воскликнул он и вспомнил с грустью свой садовый участок, который недавно пришлось продать. Он находится всего в двадцати километрах от Москвы. В смысле от Новой Москвы. Несколько десятков лет назад это место гордо именовалось Воронежем. Теперь это пригород Новой Москвы — этого жуткого монстра, где, кроме бетона, асфальта, неона и бесконечных зеркал, уже ничего не увидишь. Районы похожи один на другой, как близнецы. Горожане путаются в новых названиях, поэтому кое-что именуют по старинке — Тула, Владимир, Ярославль, Смоленск… У Рылеева в голове всплыло выражение «Золотое кольцо». Его отец часто ругался, повторяя, как можно это самое кольцо втиснуть в Москву. Рылеев слабо представлял себе, что это может быть, так как был еще очень молод, когда правительство решило создать один из огромнейших мегаполисов планеты. Очевидно, «Золотое кольцо» — это города, расположенные близко к столице и имеющие какую-то культурно-историческую ценность. Так или иначе, их больше нет. И кто бы мог подумать, что Питер тоже когда-нибудь станет пригородом Москвы? А ведь пятнадцать лет назад стал.
Страшная фраза вывела доктора из транса и заставила вернуться к пациентке:
— Что-что вы сказали?
— Я говорю, пришлось его убить. Теперь меня посадят, понимаете, доктор? А мне в тюрьму нельзя.
— Почему? — хлопнул глазами Рылеев.
— Ну я же рассказывала! — обиженно надула губы молодая девушка. — Там интернета нет!
— И поэтому вы решили покончить с собой?! — еще не веря услышанному, вопрошал Александр Андреевич.
— Что вы? Как можно? Это вы покончите со мной. А сама я не умею. Деньги у меня есть, не переживайте. Только чтобы это быстро все. И лучше прямо сейчас.
У Рылеева начали вправляться мозги на место.
— Подождите, вы же сказали, что он придет и остановит вас. Как? Если вы его убили?
— Да не его я убила, доктор, как вы слушаете? Я убила брата-близнеца, думая, что это он!
— Что ж вы не удостоверились? — полюбопытствовал Рылеев, неожиданно поняв, что рассказ начал его занимать, хоть он и не слышал добрую половину.
— Так сейчас же никто не признается, что у него есть близнец! Если человек выглядит как ты, он тем самым посягает на твое право выделяться и заявлять о себе. Это же против духа либерализма! Каждый — индивидуальность! Каждый имеет право отличаться от других!
— То есть он скрывал от вас факт наличия брата?
— Он соврал мне, говоря, что есть кузен. Но двоюродный брат не может быть похож, как две капли воды, и иметь совпадающую дату рождения, верно?
