В коридоре Сенека остановилась у поста медсестер.
— Извините, — сказала она, глядя на молодую медсестру, которая болтала по мобильному, жеманно наклонив набок голову и хихикая. — Извините! — повторила она несколько громче.
Сестра закрыла телефон.
— У моей матери совсем нет воды, — сказала она негромко, но так, что ее голос был слышен очень хорошо и очень далеко.
— Скоро кто-нибудь придет…
— Нет, — сказала она еще громче. — Не «скоро», а сейчас. У нее нет воды уже бог знает сколько времени, и она очень хочет пить.
— Мы делаем обходы. Вы же понимаете, она не единственный пациент в клинике. Мы стараемся как можем.
Сенека с размаху поставила кувшин и чашку перед ней на стол.
— В этом кувшине воды нет уже несколько часов, а может, и дней. Как можно оставить ее без воды? Она ничего не ест. Кто-нибудь это заметил? Я не могу здесь стоять целый день — каждый день — и следить, чтобы она получала необходимый уход! За это я плачу вам!
— Мисс Хант, успокойтесь.
Сенека обернулась на голос — это была старшая медсестра, которую она встретила, едва войдя в больницу.
— Я очень хочу успокоиться. Ничего так не хочу, как душевного спокойствия. Я очень хочу быть уверена, что когда я отсюда уезжаю, о моей матери заботятся. Она сегодня поела? Вы поменяли ей пеленку?
— Мы все…
Сенека сказала негромко и спокойно:
— Просто налейте ей воды в кувшин, ладно? Если это не слишком сложно.
— Сейчас, — сказала сестра и забрала кувшин и чашку.
Сенека повернулась к выходу. Но прежде чем отправиться к машине, она зашла в бухгалтерию «Парк Вью» и выписала чек за этот чертов уход на следующий месяц. Сев в машину, она вставила ключ в зажигание, но поворачивать не стала, а положив руки на руль, опустила на них подбородок. Мать надо переводить в другое место, получше. Но это дорого. В журнале ей платили прилично, но не запредельно. Срок аренды квартиры истекает. Другую квартиру, где они собирались жить с Дэном, она не потянет, и вряд ли она получит назад задаток. И что, если ей не удастся возобновить аренду?
В одном можно не сомневаться: если сидеть здесь и раздумывать обо всем об этом, к лучшему ничего не изменится.
— Встряхнись, Сенека. — Она выпрямилась на сиденье и повернула ключ. — Вперед, навстречу миру! Давай решать проблемы по мере их поступления.
В списке дел на утро еще значилось: разобраться с арендой квартиры и принять решение по поводу сообщения на автоответчике.
Десять минут спустя Сенека уже сворачивала в гараж своего дома. И вдруг резко нажала на тормоз.
— Поверить не могу!
На ее законном месте был задом запаркован темный «мерседес» — внедорожник с оранжевыми противотуманными фарами.
СЧАСТЛИВЧИК
Гровс открыл глаза. Полная луна сияла прямо над головой. Что-то разбудило его. Но он не мог припомнить…
Рычание! Звук раздавался совсем рядом. Два, может, три зверя.
Он сел. В серо-стальном сиянии луны пара койотов стояла над трупом ковбоя, которого он застрелил. В глазах у них отражалась луна, оскаленные клыки сверкали.
Он потянулся к револьверу. Крепко обхватив рукоятку, он уже начал целиться, как вдруг ужасный крик разорвал ночную тишину. Койоты подняли головы и принюхались. Их позы перестали выражать угрозу. Это был горный лев, пума, причем близко.
Еще один вопль, теперь всего в нескольких ярдах. Койоты сорвались с места и умчались вниз по тропе в овраг.
Гровс встал на ноги, готовый стрелять, как только гигантская кошка приблизится. Он знал, что она пришла за телом…
— Какого черта? — он глянул вниз и схватился за живот. Рубашка затвердела от засохшей крови. Ковбой его подстрелил, вспомнил он. Боль была ужасной, его швырнуло на землю. Он никак не мог выжить, если ему кишки разорвало. И тем не менее…
Пулевое отверстие на рубашке подтверждало, что пуля действительно в него попала. Он провел пальцами по животу. Вот рана, она болезненно реагирует на прикосновение, но она почти зажила!
