прозрачного, что юноше захотелось отвести глаза — слишком ярким было это зрелище. Чем-то оно напоминало свечение, которое он уже видел — вначале на месте «Макдональдса» около Пушкинской, а затем — на Васильевском, когда он бежал, спасаясь от монстра из метро. Но там оно было тусклым, слабым и едва заметным.
Ян некоторое время стоял, раздумывая, что бы это могло означать.
Стоп, да ведь там, где сейчас построили «Макдональдс», до революции размещалась часовня! Об этом в свое время даже писала одна бойкая газета, которую раздавали в метро. А на месте второго источника свечения в том, прежнем Петербурге стоял лютеранский храм, так полностью и не отремонтированный.
Теперь все становилось на свои места. Свечение, устремленное к небу — это энергия тысяч и тысяч людей, обращенная ввысь. А там, где оно потускнело и ослабло, церкви в реальном мире были разрушены или закрыты. А может быть, правы те, кто считает, что в прежние времена храмы возводились не просто так, а именно там, где сильнее всего энергия Земли — знали люди в прежние времена секреты, которые напрочь позабыты в нынешнее цивилизованное время.
И вновь Яна коснулось ощущение безопасности и спокойствия. Ему захотелось дойти до источника свечения — и остаться где-нибудь неподалеку. Больше того: он понял, что и его болезнь если и не пройдет полностью, то, хотя бы, станет не столь тяжелой.
Вот только теперь он не мог, не должен был позволить себе такой роскоши — не выполнить того, к чему шел. Страшная загадка, которую он увидел во сне, не давала покоя. И не даст, пока он не найдет ответ — каким образом его страшный сон связан с ним? А в том, что такая связь была, Ян теперь не сомневался.
Впрочем, Никольской церковью, точнее, ее отражением в Запределье, Ян любовался недолго. Через несколько десятков шагов его поджидал такой сюрприз, что юноша на некоторое время забыл даже про головную боль и про свой сон.
Справа от него должен был располагаться Мариинский театр. Но привычного с детства огромного зеленоватого здания Ян не увидел. Вместо него все пространство — до канала и дальше — оказалось ровной площадью, покрытой песком. И на этой площади стояли пирамиды, сфинксы и даже одноэтажное строение, похожее на аляповатый дворец какого-нибудь восточного владыки. А сфинксы были почти точной копией тех, что остались на набережной Невы.
Было в этом нечто настолько неестественное и невероятное, что Ян не выдержал, и при всем своем подозрительном отношении к сфинксам и прочим чудесам этого мира решил подойти поближе.
Стоило ему ступить на песок — и юноша почувствовал, что свитер на нем — совершенно лишняя, более того, просто вредная деталь. Неожиданно нахлынувшая жара оказалась просто невыносимой. Солнце палило с высоты так, как никогда не бывает в Петербурге, даже летом, когда термометр сходит с ума.
Ян стянул с себя свитер и рубашку (котенка пришлось нести в руках). Но это почти не помогло — солнечные лучи были просто убийственными. А ноги увязали при каждом шаге в раскаленном песке.
Странно, но при приближении к сфинксам он не почувствовал ничего, что было на набережной — ни призрачного взгляда, ни презрения к жалкому человечишке. Как будто бы эти безмолвные существа, ожившие в здешнем мире, были здесь всего лишь декорацией.
Ян с трудом подошел поближе к одному из чудовищ — каждый шаг давался ему очень нелегко, песок скрипел на зубах. И тут же убедился — сфинксы и в самом деле были декорацией, не более того. И пирамиды вместе с дворцом — тоже. А рядом стояло то, что (по мнению художника) должно было означать заброшенный храм — Ян направился в ту сторону, по крайней мере, «храм» давал неплохую тень. И удивленно уставился на изображение Осириса. В точности такое же бесстрастное лицо, как у здешнего египетского бога, Ян как-то видел в журнале «Вокруг света». Вот только там подпись под фото гласила, что это — статуя Будды откуда-то из Лаоса или Таиланда.
И, тем не менее, была у этой площади какая-то магическая притягательная сила. Яну казалось, что вот-вот — и здесь появится процессия жрецов, приветствующих полководца, возвратившегося с победой над соседями… И сам фараон выйдет благодарить своего слугу. И тогда не будет никому интересно, так или не так одевались фараон, воины и жрецы, правильная статуя стоит в храме — или же нет. И он окажется в самом центре событий, которые, быть может, никогда не происходили — но эти события сделались куда реальнее настоящих…
— «Аида», — вслух произнес Ян. — Ну, конечно, «Аида»!
Теперь все встало на свои места. И не важно, было это бредом или нет. Декорации словно бы ожили — от одного лишь названия оперы, прославившей театр.
И юноша совершенно не удивился, увидев вдалеке бегущего в его сторону огромного кота, размерами едва ли уступавшего не слишком крупному тигру. Может быть, по мнению художников, так и должны были выглядеть боги пустынной страны?
Но зверь оказался намного реальнее, чем все декорации. И он, судя по всему, охотился. Причем не на кого-нибудь, а на человека, который забрел туда, куда не следовало.
«Это, наверное, мираж, — устало попытался успокоить себя юноша. — Я сейчас закрою глаза, а когда открою — его не будет…»
Он так и поступил, однако чудовищный зверь, обогнувший несколько сфинксов, и не подумал подчиниться такому, казалось бы, нехитрому мысленному