Ее собственное прошение о переводе в Россию Эдгар подписал сразу же. Ничего не сказал, только взглянул недоуменно и пожал плечами. Эдгар вообще сильно сдал за последний год. Ответственность явно тяготила, а тут еще недавняя смерть жены, теперь вот этот инцидент…
– Не помешаю? – раздался голос директора школы Эдуарда Сорокина.
Тот вошел без стука, но Ива узнала о его приближении заранее. Директор был выше ее уровнем, однако не стал закрываться.
– Конечно, нет, – ответила Ива.
Она заставляла себя говорить по-русски. Когда-то студентка-лингвист Машкова изучала этот язык, но затем позабыла. Магия быстро восстановила знания, однако изъяснялась девушка с акцентом. Школьникам сразу было видно – чужая. Еще и тетка-Инквизиторша: на сколько бы лет ни выглядела Ива, для них она неизменно была бы старой. А вот Дмитрия они считали своим. Все, и Темные, и Светлые, даже когда он стал носить форму Серых.
Ива знала, что придется нелегко.
– Осваиваетесь? – тактично спросил директор.
– Немного, – улыбнулась девушка.
Сорокин показал ей толстую картонную папку с аккуратным бантом завязок:
– Захватил для вас в канцелярии, пани Ива. Личные дела новых учеников. Те, на кого нужно обратить особое внимание. И еще временно исключенные, те, кого Дмитрий должен был посещать лично.
Папка легла на стол Дреера, перед самой его фотографией в рамке. Как будто он тоже должен был сейчас все еще присматривать за воспитанниками.
Его добровольной преемнице вдруг пришло в голову то, что раньше ускользало: а ведь все они, поднадзорные, будут спрашивать, куда подевался Дмитрий. Как она должна им отвечать? Обтекаемо: «погиб при исполнении»? А ведь это дети, они не уймутся, пока не будут знать подробности.
Но всех подробностей Ива не знала сама. Показания фехтмейстера Рауля, полученные в ходе допросов, были немедленно засекречены. Сам Рауль был отстранен от должности и временно помещен под домашний арест. От преподавания искусства рапиры и ближнего боя его также отлучили.
Вадима Смелякова долго обследовали. Выворачивать ему сознание не позволил сам Эдгар. Он вообще-то не отличался щепетильностью и потому рядовых сотрудников таким решением изрядно удивил. Но память Смелякову все равно проверили тщательно, и после этой процедуры им пришлось заниматься Майлгуну Люэллину, который до инициации работал нейрофизиологом. Стоял вопрос, вернуть ли мальчика в школу, или оставить в Праге. Самому Вадику, похоже, было все равно. Он ничего не мог вспомнить самостоятельно, кроме того, что действительно углядел в кабинете Сорокина неразряженные артефакты. Однажды директор вызвал его для беседы, а сам ненадолго вышел из кабинета – кто-то там опять чего-то натворил. Вадик немедленно поставил на артефакт ведьмачью метку и потом уже втихую, дистанционно, запустил через Сумрак. А там уже, в Сумраке, услышал мелодию флейты… Вот и все.
Флейту слышали все, кто оказался в школе. И больше ничего не помнили. Даже Сорокин, маг первой категории.
– Спасибо… Эдуард Сергеевич. – Ива приучала себя к русским обращениям. – Пожалуйста, только не называйте меня «пани». Говорите как с другими.
– Хорошо, – согласился директор. – Хотя, к примеру, нашего завуча Саласара-Диего до сих пор называют «сеньор».
Ива при этих словах опять подумала о фехтмейстере. Он тоже называл ее не иначе, как сеньоритой.
– Ремонт заканчивается, – продолжил Сорокин. – Нужно будет везде заново наложить защиту. Даже усилить ее с учетом… всего. Этим займемся мы с Каиным, но я прошу и вас участвовать лично. Вы же боевой маг!
На последних словах директору, кажется, стало неловко. Он не знал, что Ива стреляла в надзирателя Дреера, но был в курсе, что Машкова состояла в спецгруппе, под огонь которой Дмитрий отправил себя вместе с так и не установленным Иным.
Дознаватели все еще рыли архивы, пытаясь выяснить, кто из ушедших в Сумрак мог стоять за нападением на школу.
– Я сделаю все, что могу, – кивнула девушка. – Запрошу полномочия в Праге на применение… особых ресурсов.
– Это очень ценно, – сказал директор. Он сделал было шаг к двери, но вдруг остановился, снова бросил взгляд на фото Дмитрия. – И еще, Ива… Знаете, у меня была племянница. Тоже Иная. Странно так получилось в нашей семье, остальные все люди как люди, а мы вот… Катя ее звали, Сорокина Катя. Служила в московском Ночном Дозоре. Маг-перевертыш. Я когда-то назвал ее Тигренок[4], прозвище так и пристало.
– Была? – уточнила Ива.
– Погибла шесть лет назад. Она была еще моложе, чем Дмитрий. Я соболезную вам, Ива. Знаю, как терять близких в Сумраке. Что отведено за гранью людям – можно лишь гадать. Или верить. Но мы-то, Иные, точно знаем, что однажды увидим своих. Только ждать долго. Дольше, чем людям. Надо по крайней мере, чтобы так было. А восстать пытаются, увы, не лучшие из нас. Лучшие терпят. Где бы сейчас ни был Дмитрий, свой покой он заслужил.
– Спасибо, – сказала девушка. – Спасибо, Эдуард Сергеевич.
Директор вышел. Ива снова осталась в одиночестве. Подошла к столу Дмитрия, взяла папку и виновато посмотрела на фото. Словно хотела отобрать у него последнее. Затем села за стол Лихарева, развязала лямки и погрузилась в изучение материалов.
