бойцов. 3-й батальон занимает прочные позиции. Резервов нет, вероятность получения подкреплений мала. С наступлением темноты часть тяжелораненых на уцелевших повозках отправили в тыл, а в медпункте еще остается около 200 человек, в том числе и из нашего батальона, и их тоже нужно срочно эвакуировать. Так что держаться придется до конца…
С благодарностью кивнув Горохову, подавшему кружку с горячим чаем, Потапов с усмешкой спросил:
– Трофеев много собрали? Делись!
Доложив об итогах сбора трофеев, уменьшив данные пополам, я пожаловался на отсутствие боеприпасов. Потапов приказал передать часть трофеев в другие батальоны. Там положение хуже, чем у нас. Пока мы разговаривали, Горохов принес вещмешок и немецкую фляжку и со словами: «Потом поедите» – передал все ординарцу Потапова. Проверив связь и тепло попрощавшись, Потапов с бойцами ушел на свой КП.
Проводив командира полка, мы стали вновь устраиваться спать. Война войной, а отдыхать надо, тем более что утром предстоит вновь бой. Укладываясь на дне окопа, спросил Петровича:
– Ты что там Потапову положил?
– Да так, немного продуктов да фляжку шнапса. Пусть подкрепятся, у них с едой плохо. Что-то не видел я кухонь в их тылу. Командир он неплохой, я тут с бойцами, что его сопровождали, поговорил. Остатки 3-го батальона он сам в контратаку водил, 6 немцев из пистолета уложил. А рану ему немец в рукопашной штыком пропорол. Кроме того, кто-то ему в спину стрелял, да только бок поцарапал.
– Установили, кто стрелял?
– Нет.
– Ты с утра пораньше отправь пяток пулеметов с боеприпасами, десяток автоматов, гранат и еще что сам решишь в 1-ый батальон и для 3-го что-то выдели. Насчет кухни тоже надо решить, отдай одну, может, парни восстановят, чего им голодать.
– Сделаю, – ответил Горохов.
– Петрович, ты мне вот что скажи. Ты чего к Елене спать не пошел?
– Да так, поцапались слегка. Я ей предлагал домой ехать, а она не хочет. Говорит, что здесь со мной останется. Баба она хорошая, да никак не поймет, что ее тут убить или покалечить могут. Ну и поругались.
– Ясно все с вами. Прав ты, Петрович, не бабское это дело – на войне быть. Им солдат рожать надо и своих мужиков дожидаться, а не тут наше дерьмо собирать.
– Вот и я о том же, – пробормотал Петрович и тут же уснул, размеренно засопев.
Лежа на дне окопа, я смотрел на звездное небо. Сотни миллионов звезд на небосводе сверкали и манили к себе. В тон небу на пальце мягко светил перстень. Своим светом и теплом он словно убаюкивал и говорил, что все будет хорошо. Я лежал и думал, что где-то там, среди вечного вакуума, на какой- нибудь планете вот так же, лежа на земле, какой-нибудь «другой» лежит и отрешенно смотрит в небо на далекие звезды и между нами так много общего. Может быть, он тоже думает о новом мире, существах с других планет или о том, что все будет хорошо. Наверняка эти или подобные мысли есть, были и будут у всех разумных существ, всегда и везде… Незаметно для себя уснул…
Глава 13
Засада, день второй
Проснулся рано. На улице было еще темно, но на востоке уже алел рассвет, звезды меркли на небосводе. На часах было 4. Хотя и поспал совсем чуть-чуть, но чувствовал себя свежим, хорошо отдохнувшим и готовым к новому дню. Петровича рядом уже не было, видимо, убежал куда-то по своим делам. На КП кто-то покашливал, что-то тихо бубнил связист. Вставать не хотелось. В иное время поспал бы еще часика 4, не меньше, но надо вставать – война никуда не делась. Тут она, совсем рядом – так с километр по прямой и напоминает о себе очередными осветительными ракетами с немецкой стороны и автоматом, что лежал рядом. Полежав еще немного на лапнике и потянувшись, опираясь на дно окопа, присел. Перстень мягко светился голубым светом на пальце. Странный он все же. Постоянно цвет меняет: то зеленый, то синий, вчера вот был фиолетовым, а сегодня голубой. С чего бы это? И ведь его, кроме меня, похоже, никто не видит. Мою привычку носить перчатки многие из старой гвардии переняли. Хотя сначала и считали чудачеством, но распробовали, поняв, что они защищают руки от мелких ранений и ссадин, теперь сами обзавелись похожими. В Пружанах и Бобруйске набрали себе на складах.
Вот еще странность. Когда я ложился спать, вообще-то сапог не снимал, а тут сапоги сняты и стоят рядом, чистые, начищенные, со свежими портянками, накрытые от росы куском плащ-палатки. Интересно, кто это тут расстарался? Наверняка Петрович, больше некому! На все-то у него есть и время, и правильные мысли. Не то что у вас, товарищ комбат, а еще командир и т. д. Самокритика подействовала. Намотав портянки, надел сапоги. Вообще это приятно – утром, на свежую голову, надеть свежие портянки, чистые сапоги. Прям жених, да и только. Вот только побриться, одеколоном освежить, и можно в ЗАГС. Что-то мысли у меня с утра игривые, на женщин потянуло, не к добру! Хотя привести себя в порядок не мешало бы. До утренней круговерти еще было время, вполне можно успеть это сделать. С этими мыслями я собрал свои вещи, повесил на плечо верный ППД и направился в блиндаж. Там, кроме борющихся со сном наблюдателя и телефониста, все спали. Большинство так и не выпустили из рук оружия. Махнув рукой дежурным, чтобы они не шумели, я тихонько подошел к наблюдателю и выслушал его доклад.
