Сергеем Петрищевым и еще несколькими погранцами жестко. Долго разбираться времени не было. Леонов вел протокол допроса. Все было просто до безобразия. «Майор» оказался проворовавшимся старлеем, осужденным трибуналом в 1937 г. к отбытию в местах заключения. Остальные – сборная солянка из дезертиров и бывших заключенных. Первые рванули из своих частей после боев под Минском, вторые бежали со строительства аэродрома. Старшим у них был «майор», взявший всех под свое крыло. Группа «майора», пользуясь неразберихой отступления и слабостью службы охраны тыла, захватила несколько автомашин и, раскатывая на них, грабила беженцев, магазины и склады, разворовывали все, что плохо охранялось или лежало. Военную форму и документы взяли с убитых ими военных. А раз так, то с ними поступили по законам военного времени. И рука не дрогнула, кончая этих гадов. Захваченное имущество под свою опеку взял Петрович.
Вскоре прозвенел звонок о том, что наше время истекает. В небе появился вражеский авиаразведчик. До этого Люфтваффе как-то не удостоило нас своим посещением, самолеты врага шли южнее. Покружив над дорогой и лесом, он ушел к Монастырщине. Как следствие его появления стало ускоренное движение беженцев, поток которых становился все реже.
Вторым звонком стало появление колонны из нескольких десятков подвод с ранеными. По словам ездовых, немцы прорвали оборону в районе Новомихайловки. Наши еще держатся в Михайловке, но немцы прут, остановить их практически нечем и скоро их надо ждать. Подтверждением их слов стали далекие раскаты грома в той стороне. Что ж, пора было проверить, как мы приготовились к встрече врага. За оборону у реки не волновался. Там парни обученные и без меня знали, что делать. По докладу Володина, за те несколько часов, что были в нашем распоряжении, подготовили траншеи, расчистили сектора обстрела, убрав лишние кустики и деревья, даже пару ДЗОТов напротив моста подготовили. Установили минные ловушки и растяжки. Правда, не все еще замаскировали, но все равно готовы. Три танка хоть и не смогли реанимировать, тем не менее превратили в БОТы, обложив мешками с землей и вырыв позиции для пулеметчиков. Перевернутый танк поставили на гусеницы и при помощи «ЗиСа» загнали в воронку, как в капонир. Танкист, что руководил работами, также доложил о готовности к бою. Оставив Петрищева продолжать «фильтровать» бредущих на восток и готовить предмостовые укрепления, в сопровождении Леонова и Никитина проехали по остальным позициям.
Народ везде добросовестно закопался в землю. Придраться было особо не к чему. Лучше всех приготовились на ферме, приспособив под оборону коровники. Вот только настроение у тех, кто должен был тут обороняться, мне не понравилось. Рота Ермакова была сформирована из взвода тех, с кем мы действовали в засаде, и красноармейцев, собранных «фильтром». Пулеметные и противотанковые расчеты тоже были смешанными. Проверенные в боях бойцы были назначены командирами расчетов, отделений и взводов солянки. Внешне все было прилично. Красноармейцы готовились к бою – чистили оружие, пополняли боекомплект, копали траншеи, делали в стенах коровника бойницы, но без энтузиазма и как бы через себя. Вроде и придраться нельзя, но висит в воздухе что-то такое напряженное. Александр прямо мне сказал, что боится, что его новые бойцы с началом боя смоются. Пришлось его успокаивать, но червь сомнения он в мою душу посеял. Участок был важным, он запирал дорогу на Михайловку. Тут вполне можно было надолго задержать врага. Нужно было срочно усиливать здешнюю команду, а людей, способных это сделать, не было. Решение подсказал Леонов, предложивший себя в качестве начальника участка и своих бойцов в качестве усиления. Я согласился.
Следующим звонком стало появление конных упряжек, тянувших две сорокапятки и орудийные расчеты, спешащие за ними. Большинство бойцов были в бинтах, но держались молодцом. Командовал ими пожилой старший сержант. Это было все, что осталось от противотанкового дивизиона, державшего оборону в Новомихайловке. Артиллеристы оставили свои позиции, когда кончились снаряды, а немецкие стрелки ворвались на их позиции. По словам старшего сержанта, стрелковый батальон, что держал оборону там же, рассеян и отступает на восток. Со снарядами для их орудий у нас проблем не было, натаскали из брошенных автомашин, и мы могли с ними поделиться. На предложение присоединиться к нам они согласились и развернули свои орудия у перекрестка дорог. Общее командование артиллеристами взял на себя Михайлов. Ну а потом все завертелось.
Поток беженцев внезапно иссяк, а самые последние из них с паническими возгласами: «Немцы! Немцы!» – стали напирать на впереди идущих. Это была обычная разведка. Три мотоцикла и бронеавтомобиль БА-6 метрах в пятидесяти от них. Головной мотоцикл снял из «дегтяря» Леонов, а идущие следом за ними – бойцы Ермакова. Бронемашина немцев, огрызаясь пулеметным огнем, попыталась откатиться назад, но была подбита из противотанкового ружья…
Глава 15
Снова бои
Железнодорожный вагон мерно покачивался и стучал колесными парами на стыках рельсов. Мы ехали домой. В Москву. Туда, где теперь расположена наша база. Рейд, длившийся почти два месяца, наконец закончился. Под утро предоставленный нам для эвакуации эшелон оставил железнодорожную станцию Энгельгардовская и тронулся в путь. Лежать на животе было не очень удобно. Надо же было ухитриться и получить ранение в спину. Люфты устроили ночной налет на аэродром «Шаталово» и ж.-д. станцию. Несмотря на все потуги зенитчиков, они смогли неплохо отбомбиться. Бомбы легли кучно, повредив разгружавшийся эшелон с танками. Досталось и нам. Как итог налета только у нас пять убитых и двадцать пять раненых, в том числе и я. Куча осколков впилась в спину. Вот ведь какое дело. Столько боев было, а в тылу ранение получил. Ведь самое обидное – осколки словил случайно. С Никитиным как раз возвращались от коменданта и проходили мимо танкистов, когда начался авианалет. Бомба упала в метрах двадцати от нас, залегших среди путей. Ну и попотчевала меня осколками. Никитину вон они только слегка форму попортили, а мне досталось. Вроде и не больно. Так, словно град по спине прошел и землей присыпало. Вот и все. Только неприятно и горячо спине стало, и подняться с земли сразу не смог. Витька шум поднял, народ
