Причем эта глубоко парадоксальная мысль скорее удивила ее, чем напугала.
– Ты сестра моя, – сказала девушка, – я тебя ждала. Тебе крылья не нужны, плавники не нужны. У тебя сила есть и власть над мужиками. Кто тебе такую силу дал?
Как ни странно, Иевлева почувствовала что-то вроде ревности. И говорить, кто дал силу, ей совершенно не хотелось. Она молчала.
– А я сама силу взяла, – сказала девушка. – Я пасечника молодого любила. А попала к старому. Он молодого в город услал, я пришла, а он говорит, подожди, он сейчас придет. Села я ждать. Тут он меня схватил и еб, а рядом топор положил. Смотри, говорит, я топор рядом кладу. Я лежу, вою, а он долго так меня еб. Солнце село, а он все еб и еб. Видит, как страшно мне, и аж ярится весь. Я прошу, молю – отпусти, дяденька. А он только пуще ярится. Я глаза закрыла, хотела про себя думать, что это молодой, а не получается. Он зло так еб, страшно. Молодой нежный был, любил меня. А этот все норовил, чтоб побольней, да еще бил меня кулаком. Когда я глаза закрыла, он меня ручищами за шею схватил, стал меня душить. Тут я света не взвидела. Да, видно, заслабла. Потом смотрю, он меня тянет куда-то. Я вырваться хочу, а я связанная вся. Он только крепче меня схватил и в реку бросил. И я, когда кончалась, плохое ему пожелала. И так и вышло. У него сын с красными ушел. Сын к нему пришел, он ему весь мед отдал. А казаки пришли, меда и нет. Они говорят: ты что ж весь мед красным отдал? Как же ты так? Взяли его и на кол посадили. Сами пчел пожгли, улья разломали, все равно еще немного меда себе достали. А он на колу сидел и все понимал. Ночью казаки самогонки напились и все его упрекали: что же ты красным мед отдал, не стыдно тебе? А он все мое имя говорил, прощения просил. Я ночью к нему пришла. «Не проси – говорю – прощенья. Что ты со мной сделал? За что? Я жить хотела, а ты меня связал и в реку бросил. Не будет тебе моего прощения, подыхай так!» Стою перед ним голая, косу себе заплетаю, смотрю, как он подыхает на колу. А он смотрит на меня, видно, жалеет, но прошлого не воротишь. Утром казаки удивились, что он еще живой, и вместе с колом его в речку бросили. Его раки съели, а меня раки не тронули, я себе силу взяла.
Весь этот дикий кошмар она рассказывала спокойным, будничным – хотя это слово и не подходит к русалке – голосом, как будто это было описание обычных событий, вроде посещения киносеанса в клубе.
Иевлева сама удивилась тому, с каким спокойствием она выслушала рассказ, при других обстоятельствах напугавший бы ее до полусмерти. Страха не было, но было какое-то странное чувство, эта рассказывающая кошмары мертвая девушка внушала недоверие, ее надо было опасаться: все эти разговоры про сестру и что надо вместе в реке жить и вместе над мужиками власть иметь не нравились Иевлевой очень сильно. Но страха она действительно не испытывала. И, когда девушка стала пытаться раздевать ее и тянуть к реке, Иевлева довольно решительно вырвалась и сказала, что у нее другие планы, чтобы девушка шла к себе и не смела к ней прикасаться.
Тут у русалки лицо перекосилось, она опять схватила Иевлеву за руки и опять стала ее тащить. Она была, конечно, физически сильнее и в конце концов затащила бы ее в реку и утопила. Иевлева хорошо понимала, что этим кончится, и сопротивлялась изо всех сил, и, как ни странно, не чувствовала особенного страха, как будто имела дело с существом такой же природы, как она сама. Она все-таки надеялась вырваться, и ей это почти удалось, но девушка опять кинулась на нее и схватила за руки.
Вдруг хватка ее ослабла, Иевлева увидела, что появившийся неизвестно откуда Фролов держит русалку за волосы.
– Вот откуда твоя сила, – сказала русалка Иевлевой.
Фролов, не отпуская волос, подтащил ее к воде и пинком под зад сбросил в воду. Она отплыла на середину реки, довольно, впрочем, не широкой, и крикнула Фролову:
– А ты не хочешь поплавать со мной, красавчик?
Фролов, не ответив ей, отвернулся, подошел к Иевлевой и сказал:
– Иди домой, спать пора.
– А ты проводи меня, а то еще опять какой-нибудь леший на меня нападет, – попросила Иевлева.
– Откуда тут леший, тут леса нет, – заметил Фролов.
– А лесополосы? – показала Иевлева.
– Да ладно тебе, леший в полоску не бывает… Тебе страшно? – спросил Фролов.
– Ну так, не очень, – ответила неуверенным голосом Иевлева.
– Ты, если что, за волосы ее хватай, иначе ты с ней не справишься… Голод не просыпается в тебе? – спросил Фролов.
– Нет, – ответила Иевлева. – Я знаю, о чем ты. Нет, голода я не чувствую. Но ты правду сказал, я меняюсь. Еще несколько дней, и я сама ее оттащу, куда захочу. И мне вообще нестрашно. А ты знаешь, что дальше будет?
– Откуда мне знать? – удивился Фролов.
– Это ты меня такой сделал, тебе и знать положено, – заметила Иевлева.
– Ты всегда такой была, – возразил Фролов. – У баб природа такая. Только она спит. Баба работает, детей рожает, тупеет. И все проходит у нее постепенно.
– А с мужиками не так? – удивилась Иевлева.
– Нет, мужики – дневные существа, – объяснил Фролов. – Ну… пока не станут такими, как я. Но это редко бывает. Я тоже, если бы не ты, был бы
