Бога не верим и суеверия отбрасываем, но в не познанные нами явления природы мы верим, и своим глазам мы тоже верим. И зря ты думаешь, что у партии нет своего оружия, чтоб с этим бороться. Я-то с утра уже все знаю, еще перед твоим докладом. В общем, приедет к тебе из Ростова человек. По линии обкома партии. Он из управления МВД области. Он тебе попробует помочь. А то твоя милиция стреляет по своим, и верить ей нельзя.
– Моему участковому можно верить, он землю будет рыть, – попытался оправдаться парторг.
– А что такое? – спросил секретарь райкома.
– Да, Сергей Михалыч, втюрился он в эту бабу, что с вампиром ходит, – доложил парторг.
– Да? – заинтересованно спросил секретарь райкома.
– Его блядство, – продолжал парторг, – для нас не новость, Сергей Михалыч, мы его и на бюро прорабатывали за моральный облик. Но тут не блядство, он с женой разводиться хочет, детей бросает. В общем, он одурел совсем, с глузду, как говорится, съехал, Сергей Михалыч!
– А что, – спросил первый, – есть от чего?
– Да что говорить, Сергей Михалыч, – признался парторг, – есть от чего, женщина интересная, я ее видел.
– Ну, не знаю, – сказал первый, – смотри по обстановке. В город ей звонили – нет ее там?
– Да звонили, Сергей Михалыч, трубку не берет, – ответил парторг.
– Товарищ из Ростова приедет, прямо к тебе, – предупредил парторг. – Ты его там устрой и, наверное, да, участкового вызови. Участковый все там знает, пусть он ему помогает. Может, как-нибудь без попа обойдемся, Егор Ильич!
45. Мы с поэтом едем за пивом
Я проснулся в это утро с большой головной болью. Поэт вообще не хотел просыпаться. Глядя, как я умываюсь, и слушая грохот умывальника, из которого вода лилась только тогда, когда я подымал вверх такую фигню, которая торчала из умывальника внизу, поэт презрительным тоном продекламировал:
Елизавета Петровна, которую поэт упрямо называл «кроткия Елисавет», позвала нас завтракать. От завтрака мы, поблагодарив, отказались, нам не нужна была еда. Нам было нужно холодное пиво. Спина и плечи жутко болели, мы по пьяни сразу этого не почувствовали, но наваляла нам вчера милиция изрядно.
– Кто это вас так? – спросила Елизавета Петровна.
– Так менты, – ответил я.
– А чего? – спросила она.
– Его – за то, что он вампир, а меня – за компанию, – честно признался я.
– Как вампир? Он, что ли? – усмехнулась Елизавета Петровна.
– Так он выл и за ними бегал по полю, – ответил я.
– Ты, что ль, за ментами бегал? – спросила она, обращаясь к поэту.
– Я – вампир, – сказал поэт. – Я – весь мир, а вампир – это часть мира. Значит, я и вампир в том числе.
– Болтун ты, – выругалась Елизавета Петровна. – Вампир он! Не говорил бы, чего не знаешь!
– И на то ваша царская воля, государыня императрица, – смиренно произнес поэт.
– Болтун, – повторила она, – молока вон выпей.
– Молоко – это не ко мне, – сказал поэт.
В общем, поехали мы с поэтом в Багаевку за пивом. За мостом тормознули грузовик с арбузами – доехали до трассы. Водитель все жаловался, что арбузы плохо погрузили.
– Научные работники, – ворчал он, – руки из жопы растут, кандидат наук, два аспиранта, квалифицированная рабочая сила, бля…
На трассе он свернул влево и поехал в Ростов, а мы остались на перекрестке ловить попутку до Багаевки. Что-то водитель такое вспоминал, что у университетских какая-то женщина на работу не вышла и куда-то делась.
