придерживались оба, независимо друг от друга. На вопрос, не употребляли ли они спиртных напитков, оба дали резко отрицательный ответ.
Возможно, их поведение объяснялось тем, что врач применил сильные седативные препараты, по крайней мере их попытки избежать прямого рассказа о том, что действительно произошло, в совокупности с симптомами сильного психического расстройства наводили на размышления, и майор сказал, что он удовлетворен результатами допроса.
Когда майор с участковым вышли из больницы, майор спросил:
– Каковы ваши впечатления?
– Он их напугал, – сказал участковый, – молодые они еще.
– А почему он вас никогда не пробовал убить, вообще на вас не нападал? – продолжал расспрашивать майор.
– Не хотел идти на конфликт, – сказал участковый, – за ним не особенно гонялись, а он не особенно вредил. Это было то, что ему нужно. А зачем ему на меня нападать? Чтоб на него облаву устроили?
– А почему он напал на этих? – спросил майор.
– Не знаю, – признался участковый.
– А я знаю, – сказал майор. – Он, судя по их поведению, решил, что наше, так сказать, перемирие нарушено. И нарушено нами. Он почувствовал – через них – наши эмоции и заразился направленной на него агрессией. Кстати, эти патрульные мне вообще не понравились. Судя по моему опыту, готов утверждать, что и до контакта с ним они цеплялись к другим гражданам, злоупотребляя своей властью.
– Откуда вы это знаете? – спросил участковый.
– Я не уверен, но у меня такое впечатление, – доброжелательно ответил майор. – Мне кажется, и его они спровоцировали. Одного я не понимаю: почему он их не убил? – последнюю фразу он произнес мягко, почти мечтательно, и как будто речь шла о чем-то незначительном.
Участковый посмотрел на него с удивлением, потом предположил:
– Может, она ему помешала?
Майор резко оглянулся на участкового, остановился, подумал немного и сказал:
– Да, я почти уверен, что вы правы.
– Я считаю, что он похитил ее и держит как заложницу, – убедительным голосом проговорил участковый.
– Не думаю, – улыбнулся майор, – нет, это не так. К сожалению, должен сказать, что если она действительно с ним, то вполне добровольно. Но почему днем? Ночью, я понимаю, но днем он должен спать. В каком-нибудь темном месте.
– А у вас, извините, опыт есть по этой части? – спросил участковый тихо.
– Да, – ответил как-то рассеянно майор, – есть некоторый опыт, разные вещи случалось видеть. А как вы думаете, где они могут в деревне прятаться днем?
– Да мало ли где: в сарае, в амбаре, в силосной башне, на элеваторе. Да мало ли? – ответил участковый.
– Маловероятно, – сказал майор. – Извините. Он один – да, мог бы. Но с ней – вряд ли. Она все-таки живая, она женщина. Ей нужно есть. Ей, извините, нужны удобства. Она не будет целый день висеть под крышей, скрестив руки на груди.
Они подошли к машине.
– Скажите, – сказал майор, – а вы в состоянии указать точное место, где патрульных утром нашли.
– Ну, они шли по улице… – участковый перебил себя: – Да, знаете, что, может, важно: Ерофеев принес мне милицейскую фуражку и сказал, что нашел ее у себя в огороде. Он думал, это моя. Думаю, надо с ним поговорить.
– Конечно. Вот и чудненько! Вот к нему на огород мы прямо и поедем, – сказал майор и замолчал.
Так они и доехали до огорода Ерофеева в полном молчании.
48. Огород Ерофеева
На огороде у Ерофеева росли огурцы, арбузы, дыни и подсолнухи. Но майор почему-то сразу отправился туда, где подпертые палками стояли кусты помидоров. Он прошелся вдоль грядки и, вдруг остановившись, показал рукой участковому:
– Смотрите. Там по рыхлой земле что-то волокли. А тут, в конце следа, видите, похоже, положили то, что волокли. Там земля взрыхлена. Хорошо, что сегодня не поливали еще.
Он подошел ближе к следам, постоял над ними, вытянув перед собой правую руку ладонью вниз. Вдруг у него лицо окаменело, он повернулся в сторону поля, которое начиналось за огородом. Постоял так немного. Потом встряхнул руки, как бы отряхивая от воды, и, как бы придя в себя, повернулся к участковому и сказал:
