быть для тебя единственной, а ты не сможешь для меня. Мы слишком разные люди. Ты не выдержишь в моей жизни, а я – в твоей. С этим ничего нельзя поделать. Но мы всегда будем близкими людьми. И жизнь, которая свела нас однажды, будет сводить нас еще. Так будет лучше для тебя. Придет время, когда ты это поймешь.
Участковый заметил, что, говоря эти слова, она нет-нет да и косилась на малосольные огурцы, которые стояли в банке на столе.
– Я знаю, что ты права, – сказал участковый. – То, что ты говоришь, правда. Но я хочу другую правду. Понимаешь, это не блядство – я тебя действительно люблю.
Так и сказал: «Не блядство, действительно люблю». Было ему не до приличий.
Она дотронулась пальцами до его щеки.
– Я к тебе приду во сне и скажу все, что ты хочешь услышать. А сейчас я поцелую тебя, и никакая правда не помешает мне это сделать. И мне даже жалко, что палата не запирается.
Она наклонилась к нему и поцеловала в губы. Друзья так не целуются.
– Послушай, – спросила она, немного смутившись, – это чьи огурцы на столе?
– Мои. Жена привезла.
– А можно мне один?
– Хоть все.
Участковый смотрел, как она выловила себе огурец и откусила кусочек и с каким удовольствием, почти жадностью она его грызла. И в голове у опытного участкового зародилось подозрение.
66. Перед выпиской
Участковый поздним вечером сидел в беседке и курил. Завтра выписывают. Надо ехать домой. Там будет видно. Иевлева тоже завтра идет домой. Наблюдали пять дней, решили, что все в порядке. Аномалий никаких не выявлено. Болезней ноль. Все в норме. Так что домой. Были из газеты. Хотели интервью. Героическое спасение пропавшей женщины, провалившейся в подземелье. Участковый сказал: «Наше дело помогать!» А про подробности отослал к спелеологу. Тот тоже еще был здесь…
Все время тянуло к ней. Но он понимал, что надо сдерживать себя, иначе будешь выглядеть надоедливым деревенским олухом. Все, что хотите, только не это. Это, как выражается майор, неприемлемо.
Она, как всегда, легка на помине, появилась из-за угла. В джинсах, курточке. Остановилась, стала вглядываться в луну, большую, круглую, почти полную.
Но из-за угла вслед за ней вышли трое солдат. Участкового они не заметили. Он успел к этому времени потушить сигарету, в беседке было темно. Они подошли к Иевлевой, и один из них сказал:
– Слюший, дэвушка, хочишь хуй сосать, в беседку пойдем.
Участковый был от них в нескольких шагах. По опыту он знал, как опасны могут быть такие пьяные, полудикие пацаны. Они просто не понимают, что делают. Мозгов еще нет. А реакция отличная. Он, стараясь не шуметь, передвинулся так, чтобы появиться неожиданно. Иевлева спокойно подняла глаза на говорившего и ответила:
– Нет, спасибо, как раз сейчас такого желания у меня нет.
– Будишь сосать. У тебя нэт, а у меня есть, – не унимался солдат.
– Ну, если у вас есть такое желание, вы можете это сделать вашему товарищу, – предложила Иевлева.
– Ах ти, сука позорный, – закричал солдат. – Иди в беседку и будешь мой хуй сосать. – Он достал из кармана нож.
Нож блеснул в свете фонаря. Участковый бросился в пространство между ножом и Иевлевой, но не успел. Человек с ножом пролетел мимо него и, ударившись головой о деревянный стояк беседки, сполз на землю. Двое других тоже лежали на земле.
– Ведь уже стемнело, – сказала Иевлева и, повернувшись к участковому, спросила: – А ты откуда тут взялся?
– Как ты это сделала? – закричал участковый.
– А что такого? – удивилась Иевлева. – Дернула за нос, он через мою ногу полетел вперед. А этим банально дала по морде. Меня не надо трогать, когда темнеет.
Солдаты поднялись на ноги, кроме того, который был с ножом.
– Стоять! – крикнул участковый.
– Слушай, отпусти, да? – попросил один из солдат.
