задумала старуха? Неужто ее внучка решила окончить свои страдания среди милосердного пламени? Но как тогда жить им?
Хмурились люди, но не смели перечить Лотте. Веление плясуньи закон для табора. Если Триша решила уйти из этого мира дорогой огня – то так тому и быть. Ашар на свете много. Они найдут более удачливый табор, к которому примкнут.
Но не Триша сегодня должна была танцевать на кострище. Она опять металась в горячке, в бреду умоляя свою бабушку помочь ей. Рядом сидела Лотта и тихо плакала. Почти негнущиеся от старости пальцы перебирали монетки, вшитые в ее старую одежду. Интересно, налезет ли на нее юбка? За годы, прошедшие с ее последнего танца, старая Лотта раздобрела, раздалась в бедрах.
– Пожалуйста, – беспрестанно шептала Триша, едва шевеля растрескавшимися до кровавой корки губами.
И Лотта решилась. Задумчиво повертела между пальцев кроваво-красный рубин, провела чуть дрожащей ладонью по выбеленным возрастом волосам. Достойная плата за тяжелую работу.
Когда солнце почти скрылось за горизонтом, заливая мир алыми лучами, Лотта вышла к умирающему костру. Ахнули ее соплеменники, увидев старуху в наряде плясуньи, зашептались, не тронулась ли она умом от горя, да только ей уже было все равно. В руке она крепко, до белых от напряжения костяшек, сжимала свою плату за танец – подарок молодого графа.
Ни мгновения не сомневалась Лотта перед тем, как взойти на кострище, хотя понимала, что вряд ли ей суждено сойти с него. Улыбнулась – и словно помолодела сразу на пару десятков лет. Встряхнула победно распущенными седыми волосами – и пошла плясать босиком по раскаленным углям.
Кружится, кружится старуха в танце. Звенят монетки, собранные ею за долгую жизнь. И не замечают собравшиеся ашары, завороженные ее движениями, как разгорается пламя. И вдруг – полыхнуло, да так яростно, что стоящие первыми отпрянули, закрывая лица от жара. А из самой сердцевины огня мелодичным колокольчиком прозвучал смех сгорающей заживо Лотты. Потому как приняла Астера ее дар.
Никто не видел, что именно в этот момент разгладилось лицо Триши. Разжала она кулаки и спокойно, мерно задышала, одержав наконец-таки победу над самым главным своим чудовищем. А одна ладонь ласково легла на живот, оберегая растущую там искорку новой жизни.
Прошел месяц и второй. Да что там – целый год миновал. В положенный срок Триша родила сына. Похожего на нее как две капли воды. Такого же золотоволосого и голубоглазого. Но нет-нет да и вглядывались в него люди, силясь отыскать черты того,
Быстро время течет. Глянь – мальчонке, нареченному Илариком, уже пять лет миновало. И четыре из них Триша провела на одном месте. Оставила табор, осела у доброй вдовы в далеком горном поселке, куда не добраться без провожатого из местных. О своем даре плясуньи она не вспоминала. Ни разу за это время не всходила она на остывающее кострище. Но свой наряд не выбрасывала, похоронив его под грудой старых вещей.
Вдова никогда не спрашивала, откуда и почему пришла к ее дому молодая красавица с годовалым ребенком на руках. Ждала, что та сама ей расскажет, когда окончательно исцелит свои душевные раны. Но Трише было нечего ей поведать. Она словно забыла тот город, на главную площадь которого выходили высокие башни графского замка. Забыла она и о кочевой жизни. Научилась пасти скот на крохотных высокогорных лужайках, доить коз, делать терпкий ноздреватый домашний сыр. Нежные пальцы огрубели, долгими вечерами беспрестанно прядя тончайшую пряжу.
А по стране между тем катилась новая война. Однако отголоски ее почти не доходили до этих мест. Здешняя земля была добра к своим детям, давая вдосталь пропитания, а горы служили надежной преградой для любых захватчиков.
Но однажды ранним весенним деньком Триша вдруг воочию лицезрела перед собой свидетельство этой войны. Она как раз направлялась на дальнее пастбище, захватив с собой сына, как вдруг увидела чуть поодаль от тропинки взнузданную лошадь. Она устало щипала травку, и чуть слышно позвякивала ее сбруя.
Триша остановилась. Сердце кольнуло внезапной тревогой. Лошадь здесь, а где же всадник? И почти сразу раздался тихий жалобный стон.
Она могла бы пройти мимо. Точнее, она так и собиралась сделать, почти убедив себя в том, что происходящее ее не касается. Судя по изможденному виду лошади, той пришлось преодолеть большой и трудный путь. Что, если за ее хозяином отряжена погоня? Если она оставит незнакомца здесь, то преследователи быстро отыщут его и не сунутся дальше в горы.
Но стон раздался опять, и сын требовательно дернул ее за руку. В его голубых глазах застыл немой вопрос, и Триша устыдилась своих мыслей.
Триша быстро отыскала несчастного. Тот полусидел-полулежал, привалившись спиной к одинокому чахлому деревцу. Он дернулся, как от удара, когда его накрыла чужая тень. Потянулся к мечу, но ножны были пусты. Видимо, он выронил где-то оружие в горячке бегства. Усилие оказалось чрезмерным для него, и незнакомец потерял сознание.
Триша стояла, внимательно глядя на него, и задумчиво покусывала губу. Чужестранец – это видно сразу. Волосы такие черные, что отливают в синеву. Упрямая линия подбородка. Скулы остры, что кажется, будто о них можно порезаться. Одежда без лишних украшений, но из дорогой ткани и хорошего пошива. Явно, что подгоняли по фигуре.
Намерение уйти в этот момент стало невыносимым. Триша не любила таких людей – с властью и деньгами. И считала, что имеет полное право на это. Но сын вновь дернул ее за руку и покачал головой. Прослыть чудовищем в его глазах она не могла. Потому тяжело вздохнула и сделала шаг вперед.
Триша не стала тревожить сердобольную вдову своей неожиданной находкой. Она прекрасно понимала, что если ее поступок откроется, то она рискует
