Акико тем временем кинулась к медкомплекту, висящему на стене рядом с входом в пилотскую кабину. Она торопливо открыла его и нашла упаковку бинтов. Они без сомнения были не такие плотные, как ей хотелось бы, но она всё равно запихала немного бинта в дырку в виниловой шторке.
Однако хотя шум выходящего воздуха малость утих, это никак не решило проблему трещин по краям. Я подумал, не загнать ли всех в пилотскую кабину; дверь туда, похоже, герметична. Собственно, Гадес уже скрылся в ней. Я испугался, что он собирается захлопнуть за собой дверь и спастись, оставив нас здесь задыхаться. Но через секунду он появился снова — с большой ламинированной картой Луны! Он кинулся к окну и — прежде чем винил окончательно лопнул — расправил карту над иллюминатором и прижал как можно сильнее к закругляющемуся корпусу. Она тут же присосалась к стене, однако прилегала неплотно — воздух продолжал потихоньку выходить.
Акико нашла в медкомпекте клейкую ленту и принялась заклеивать края карты. Я тем временем взял все тюбики ремонтной пасты для скафандров и сунул их Хлое, которая также стала выдавливать их на края карты. Гадес по-прежнему стоял, расставив руки и прижимая карту к стене.
Видеофон вовсю сигналил о входящем вызове. Бог знает, как долго — пока шум утекающего воздуха не утих, мы его и услышать-то не могли. Держа пистолет нацеленным на спину Гадеса, я придвинулся к видеофону и нажал кнопку ответа.
— Салливан.
— Мистер Салливан, Господи, у вас там все целы? — Голос Смайта, британский выговор искажён паническими интонациями.
Хлоя почти закончила герметизировать края карты. Гадес опустил руки и повернулся ко мне. Его серые брови приподнялись, когда он увидел, что пистолет нацелен ему прямо в сердце.
— Да, — ответил я. — Всё в порядке… пока что. Мы… э-э… дали течь.
Заговорил другой, знакомый голос.
— Джейкоб, это Квентин Эшберн. Вы по-прежнему подключены к системам жизнеобеспечения Верхнего Эдема. Она не приспособлена к быстрому наполнению лунобуса атмосферой, но давление в салоне должно вернуться к норме примерно через час, если течь устранена.
Я взглядул мимо Гадеса. Хлоя закончила, и карта как будо бы держалась.
— Устранена, — сказал я.
Я услышал, как Квентин шумно выдохнул.
— Хорошо.
Снова заговорил Смайт.
— Что у вас там произошло?
— Ваш мистер Гадес напал на меня, и мне пришлось стрелять.
На пару секунд наступила тишина.
— Ох, — сказал Смайт, наконец. — Он… Брайан не пострадал?
— Нет, нет, все в полном порядке. Но я надеюсь, что вы теперь понимаете, что я не шучу. Как там продвигается доставка другого меня сюда?
— Мы всё ещё его разыскиваем. Его нет в его доме в Торонто.
— У него есть мобильник, Гос-с-споди ты Боже мой! Его номер… — я продиктовал.
— Мы попробуем, — сказал Смайт.
— Давайте, — ответил я, потирая виски. — Часы тикают.
35
Мария Лопес встала, чтобы произнести заключительное слово ответчика от имени Тайлера Горовица. Она почтительно поклонилась судье Херрингтону, потом повернулась к шести действующим присяжным и одному запасному.
— Вопрос на этом процессе, леди и джентльмены, очень прост: в чём состоит идентичность личности? Это явно нечто большее, чем простая биометрия. Мы видели, что кто угодно может прикинуться кем угодно другим, имея доступ к соответствующим технологиям. Но в глубине наших бьющихся сердец мы понимаем, что в понятии «быть кем-то» есть что-то невыразимое словами, что-то, ускользающее от измерения, что-то, что делает каждого из нас самим собой. — Она указала вытянутой рукой на Карен, одетую сегодня в серый брючный костюм. — Этот робот — этот объект! — хочет, чтобы мы поверили, что лишь потому, что некоторые его параметры идентичны параметрам покойной Карен Бесарян, он и есть миз Бесарян.
— Но это не так! Посредством своих книг настоящая Карен Бесарян дала радость сотням миллионов людей, так что мы, разумеется, не хотели бы, чтобы наша любимая рассказчица умирала. Но так случилось, что она умерла; прекратила свой земной путь. Мы будем скорбеть по ней, мы всегда будем её помнить, но мы также должны найти в себе силы, которые её сын, который любил её более других, так замечательно продемонстрировал: силы позволить ей, как могло бы быть написано на могильном камне, которого её лишили, покоиться с миром.
