— Хороших выходных, — отвечает Юханна, запирая за ней дверь.
Мину стоит на лестнице, слушая, как высокий девичий голос поет: «Ave Maria!»
Она прикидывает, куда бы пойти, и отбрасывает все варианты один за другим. Кафе «Monique» приказало долго жить. На Ульссоновском холме в пятницу вечером полно алкашей и тусующейся молодежи. Может, пойти к шлюзам? Но там не расслабишься — слишком близко старая усадьба и Виктор. Было бы хорошо посидеть у Густава, но после их «дискуссии» о «Позитивном Энгельсфорсе» Густав ее избегает. А она не решается подойти первой.
Песня заканчивается, раздаются короткие аплодисменты, и школа погружается в тишину.
Ничего не поделаешь, придется идти домой. Если Мину повезет, мама с папой будут заняты завтрашним приездом тети Бахар и временно перестанут ссорится. Если нет — придется искать убежища в саду.
«Как собаке», — думает Мину.
Вдруг тишину нарушает громкий и взволнованный женский голос, потом хлопает дверь и опять наступает тишина.
Мину не сразу понимает, что голос принадлежит директрисе. А когда понимает, то осторожно, стараясь не шуметь, спускается по спиральной лестнице вниз, туда, где находится кабинет директора.
— Вы не имеете права так поступать, — говорит за закрытой дверью Адриана.
Второй голос что-то отвечает, но так тихо, что нельзя разобрать ни слова.
Мину на цыпочках подходит к кабинету заместителя директора Томми Экберга. Дверь открыта нараспашку, но внутри никого нет. В комнате — дверь, соединяющая ее с директорским кабинетом. Эта дверь слегка приотворена.
Вот бы стать невидимой, как Ванесса.
Мину отчаянно боится заходить внутрь. Но еще больше боится пропустить что-то важное.
Она прошмыгивает в кабинет Томми Экберга. Стол замдиректора завален бумагами и папками. Тут же лежит недоеденная шоколадка.
Мину на цыпочках преодолевает расстояние, отделяющее ее от двери в кабинет директора, присаживается на корточки и заглядывает внутрь.
Директриса стоит возле письменного стола. Шторы задернуты, в кабинете полумрак, светится только настольная лампа, украшенная мозаикой со стрекозами.
По другую сторону письменного стола стоят три человека — Томми Экберг, учитель рисования Петер Бакман и светловолосая, подстриженная «под пажа» женщина в деловом костюме.
— Это абсурд, — говорит Адриана. — Кто это придумал?
— Есть решение муниципалитета, — говорит женщина в костюме.
— Кроме того, среди учителей нарастает недовольство, — подхватывает Петер Бакман. — Как представитель профсоюза…
— Конечно, вы можете обратиться в суд по трудовым спорам, — продолжает женщина в костюме. — Но сейчас мы требуем, чтобы вы освободили этот кабинет. Обязанности директора временно будет исполнять Томми Экберг.
— Адриана, мне очень жаль, — промямлил Томми, поглаживая кустистые усы.
— Я отказываюсь, — сказала Адриана.
— Выбирайте: или вы уходите добровольно, или вас выведут с полицией, — процедила женщина в костюме.
—
— Необходимо определить степень вашей вины за происшедшее с Элиасом Мальмгреном и Ребеккой Молин. Мы предпочли бы вести закрытое расследование, но, если вы откажетесь сотрудничать, нам придется прибегнуть к помощи общественности. Вы должны нас понять.
Адриана находилась на грани обморока. Чтобы не упасть, ей пришлось ухватиться обеими руками за крышку стола.
Тут Петер Бакман увидел, что дверь приоткрыта, и резко захлопнул ее. Мину едва успела отскочить. Она тихонько выскользнула из кабинета Томми, пробежала по коридору и спустилась по большой лестнице к выходу. От волнения ей было трудно дышать.
Это ужасно. Несправедливо.
И все это очень, очень настораживает.
Анна-Карин сидит на стареньком серо-голубом диванчике. В дом престарелых дедушка переехал со своей мебелью, но вид у комнаты неуютный и какой-то нежилой.
