перевозчиков за такие дела наказывает. За первый раз штраф в размере сто тысяч берет. Пока не уплатишь, воспользоваться услугами Гильдии не сможешь. Ни порталами, ни дилижансами, ни судами, ни дирижаблями. За второй раз штраф в миллион золотых, а за третий – каторга на полгода и в дальнейшем отсутствие возможности пользоваться услугами Гильдии.
– Привет, Эвери! Разговор есть. Ты позавчера кубок выиграл на Турнире, – быстро говорит, словно слова выплевывает, Сакугава. Оглядывается и спрашивает: – Где это мы? Тут есть местечко, где спокойно посидеть можно? Таверна или что-нибудь в этом роде?
Дежавю просто какое-то.
– Нет здесь никаких таверн, – отвечаю. – Это вообще край земли.
У клана «Самураи» ничего интересного для меня нет. Придется брать деньгами. Тысяч двести, я думаю, самое оно будет.
– Говори быстрее, что у тебя за дело ко мне, и разбегаемся по своим делам. Честное слово, – говорю проникновенным голосом, прижимая руку к груди, – нет времени на лишние разговоры.
– Наши аналитики посчитали…
– Это секретная информация, – не дослушав, отрезаю я.
– Э? – уставился на меня Монах.
– Ай, ладно, – махаю рукой. – Уболтал. Сто тысяч с тебя, и я выдаю тебе эту тайну. Большую и совершенно секретную. Особой важности тайну!
– Что так дорого? – недовольно спрашивает монах. – А вдруг оно того не стоит?
Я отворачиваюсь и иду в сторону храма Воды. Пока погода не изменилась, надо быстрее до него добраться. Тут погода каждую секунду может меняться. Сейчас легкий дождик накрапывает, а через пару секунд снегопад сыпать будет.
– Как хочешь, – бросаю Монаху через плечо.
– Эй, Эвери! Погоди! Ты хоть намекни, о чем речь. Не хочется кота в мешке покупать!
– «Триада» купила и не поморщилась.
– «Триада»? – переспросил Сакугава. – Послушай, Эвери, у меня сейчас нет с собой столько денег…
– Давай так, – перебиваю я его. Останавливаюсь и поворачиваюсь к нему. – Ты возвращаешься к себе, обсуждаешь это с кланом, а вечером встретимся в Вавилоне, и я отвечу на твои вопросы. На все, на которые смогу ответить.
Монах задумчиво смотрит на меня. Думает. Ну, думай, думай. Все равно никуда не денешься, согласишься с моим предложением.
– У тебя камень возврата привязан где-то? А то они, – я указал на здание Гильдии перевозчиков, – тебя обслуживать не будут. Пока штраф не заплатишь.
– Привязан, конечно! – очнулся от раздумий монах. – Во сколько встретимся? Давай в шесть вечера? Через четыре часа.
– Нет, – поразмышляв пару минут, ответил я. – В десять вечера давай. Улочку, ведущую от аукционной площади к Гильдии букмекеров, знаешь? Вот на ней, сразу у площади, встретимся. Там забегаловка есть. Если вдруг кто опаздывать будет, там подождать можно.
– Договорились!
Мы пожали друг другу руки, и Сакугава начал активацию камня возврата.
А я направился к храму Воды. Мне предстояло общение с его Верховным жрецом. Тяжелое общение. Принести кому-то тягостную весть – приятного в этом мало. Никому такого не пожелаю.
– Мастер, я принес вам печальное известие. Проксимо мертв.
Верховный жрец храма Воды молчит. На его лице удивление, непонимание, горе. Смотрит на меня и ждет, что я еще скажу ему. Объяснений ждет. Рассказа о произошедшем.
А не будет никакого рассказа!
Не будет никаких объяснений. Сможет – сам все поймет, а не сможет – значит, и не надо ему ничего понимать.
– Вы были правы, Мастер. Нам, бессмертным, в этом мире проще всего понять именно людей. Они похожи на нас. Почему-то.
Смотрю прямо в глаза тритону и добавляю:
– Это я убил Проксимо. И остальных.
Первая реакция жреца – изумление. Потом неверие. Но оно быстро сменяется негодованием. И болью. Жрец в гневе поднимает руку с трезубцем, только я вижу – никакой это не трезубец, это посох, сделанный в виде трезубца. Трезубцы относятся к классу копий, а жрец – маг. Грандмастер Магии Воды. Если захотел убить меня не магией, а зажатой в руке палкой, значит действительно забыл все от боли в сердце. Убьет меня, ну и пусть. Я ему мешать не буду. Возрождением больше, возрождением меньше, какая нам, бессмертным, разница? Это ведь игра, всего лишь игра. Вот только непонятно, почему так скверно внутри, почему мне так стыдно за то, что отщепенцами стали именно люди?
Негодование в глазах жреца уступает место озарению. Пониманию. Сначала неясному, а через миг полному.
Понимание сменяется печалью. И еще большей болью, чем мгновение назад плескалась в его глазах.
