– Разрушителя? – глухо переспросил Акива.
Всю жизнь он знал, что создан всего лишь инструментом Империи, звеном в цепи, ведь даже имя ему не принадлежало. Он вырвался на свободу – по крайней мере, верил в это и считал, что теперь его жизнь – пространство для действий, выполненных по вольному выбору. Верил, что стал, наконец, свободным.
Акива еще не понял, что именно сказала Певчая и почему Скараб колеблется, решая его судьбу, но кое-что он знал теперь точно: сети, которые расставил ему рок, на самом деле прочнее, чем можно вообразить.
Ничего не изменилось. Он по-прежнему пленник.
– Нельзя брать и не платить взамен, – повторила Певчая.
Слова прозвучали тяжело, весомо. В ее взгляде были боль и сожаление, а еще – упрек? Страх?
– Никому нельзя, – добавила она, не отводя взгляд. И он понял – сам или с помощью послания – нельзя.
Нельзя.
– Ты сделал это трижды, Акива, и не заплатил дань. И истончил вуаль. – Она пристально посмотрела на Скараб. Сглотнула. – Истончив вуаль…
Пауза. Колебания.
Вот оно, подумал Акива. Вот он, момент истины. Отголосок ее эмоций коснулся его рассудка. Только обрывки. Он уже слышал это раньше. Избранный. Падший. Карты. Небеса. Катаклизм. Мелиз.
Монстры.
Певчая желала уклониться от рассказа, но Скараб не дала ей такой возможности.
– Ты же хотела поговорить? Ну вот. Скажи ему, чем мы заняты, час за часом, на наших далеких зеленых островах, и за что ему следует нас поблагодарить. Скажи ему, почему мы отправились за ним и до чего он чуть было не довел дело. Скажи ему про Катаклизм.
83
Большинство по-настоящему важных вещей
Кэроу сжала в ладони гавриэль. Все собрались вокруг нее в главном зале пещеры. Химеры, Незаконнорожденные, люди. И Элиза, к какой категории ее теперь ни относи. Кэроу покосилась в ту сторону, где рядом с Вирко стояла «пророчица». Они в чем-то похожи: обе – не вполне люди, нечто большее, единственные представительницы своего вида.
– Что будешь желать? – спросила Зузана.
Кэроу посмотрела на монету. Тяжелая. Кажется, с поверхности гавриэля смотрит Бримстоун. Грубая отливка, и она все равно вспомнила его взгляд, его голос, глубокий, низкий, раскатистый.
«Я тоже мечтаю об этом, дитя», – сказал он ей-Мадригал, придя в темницу, где она ожидала казни.
Жаль, что нельзя позвать его сюда, нельзя поговорить. Посмотри, чего мы добились. Посмотри на Зири и Лираз. Их руки близко-близко, они уже почти соприкоснулись. Они наэлектризованы точно так же, как сама Кэроу рядом с Акивой. А вон там стоит Кита-Эйри, которая всего лишь несколько дней назад наставляла на Акиву и Лираз хамсы и смеялась. А сейчас она держится рядом с Орит, Незаконнорожденной, которая во время военного совета сидела за столом напротив и ругалась с Волком насчет дисциплины химер. А еще Амзаллаг, в новом теле, которое сделала для него Кэроу – не такое уродливо огромное, как прежнее, – он рвется в Лораменди, искать души своих детей.
Они теперь едины – настоящее боевое братство, они вместе сражались и вместе выжили в неистовой битве, у них теперь общее на всех прошлое. Битва при Адельфах связала их судьбу.
Судьба. Кэроу снова не могла избавиться от чувства, что судьба – если она существует – за что-то ее возненавидела.
Зузана спрашивает, на что она потратит гавриэль? Что можно пожелать такого, что вернет Акиву, что поможет задавить то проклятое чувство, будто у нее, у них обоих, украли самое главное, самое дорогое? Бримстоун всегда очень четко говорил о пределах действия монет.
«Некоторые желания ни одна монета не выполнит», – объяснил он ей как-то, когда она была совсем маленькой. «А какие?» – спросила она тогда, и его ответ всплыл сейчас в памяти. Сейчас, когда в руке зажат гавриэль и так хочется верить, что он способен решить все ее проблемы. «Большая часть
