– Здравствуй, здравствуй, Старый Лис – опять шкурку сменил? Не узнать. Прямо красавчик.
Но словесную дуэль выиграл все-таки Шэф, сразу перейдя к делу и при этом слегка удивив оппонента:
– Короче, Склифосовский, сколько стоит сделать лингатомию?
Шаман несколько секунд рассматривал Шэфа, потом гадливо улыбнулся:
– Сто тысяч.
– А если я тебя сейчас пристрелю? – так же широко улыбнулся в ответ Шэф.
– Не пристрелишь. – Обмен улыбками шел по нарастающей.
– Почему?
– А потому что, – шаман стер улыбку и сурово уставился прямо в глаза Шэфу, – что, кроме меня, лингатомию никто не сделает!
Видимо, Шэфу торговля надоела. Он тоже перестал улыбаться:
– Короче, Склиф, вот мое последнее слово – десять тысяч. Если я услышу какой-то другой ответ, кроме «Да» – я прикажу теням вырезать твой ангар подчистую, а тебя последним – чтобы ты все увидел своими глазами. Ты меня знаешь. Я не шучу.
– Да.
Шаман молча вышел из-за стола, достал из настенного шкафчика узкий нож, по виду костяной, подвинул один из стульев, стоящих вдоль стены, на середину комнаты и кивком головы предложил Денису сесть. После этого вытащил откуда-то местный аналог бритвы, похожий на малярный валик, и удалил всю растительность с головы Дениса – слово «сбрил» здесь не подходит, так как после прохода «валика» волосы просто исчезали. Затем, как в парикмахерской, заткнул за воротник Дениса какую-то тряпку, на ощупь напоминающую поролон, и предупредил:
– Будет больно. Пока я не скажу: «Все» – надо терпеть и не шевелиться. Иначе – вся работа насмарку, а переделать нельзя – лингатомию можно делать только раз. Приготовься. Начинаю.
– А анестезию нельзя сделать… заморозку какую…
– Нет. Я должен чувствовать, что и ты… – иначе нельзя. Иначе он бы, – кивок в сторону Шэфа, – привел тебя не сюда, а в любую клинику…
– Все правильно, Дэн. Терпи, коза, – а то мамой будешь, – ухмыльнулся Шэф.
Шаман не обманул, было больно – очень больно, но после всего того, что пришлось хлебнуть за последнее время – терпимо, вполне себе терпимо… только вот струйки крови, ползущие по щекам…
Денис почувствовал нарастающую волну злобы, даже ярости – он никогда подобного не испытывал, а сейчас вроде и повода никакого не было, да и вообще эта ярость не имела адресата – он не испытывал ее ни по отношению к шаману, ни по отношению к Шэфу, вообще ни к кому – ярость, и все! Так же внезапно, как приступ злобы, накатила меланхолия – хотелось плакать, потом светлая грусть, потом счастье, как в детстве, когда нет проблем, которые бы не решила мама, потом смех без причины…
– Все! Иди, ополоснись. – Шаман ловко вытащил из-за воротника тряпку, всю в неприятных бурых пятнах, и кивнул в сторону туалета.
Вымывшись, Денис с робостью взглянул в зеркало, ожидая увидеть кровоточащую, со свежими ранами, изуродованную голову. Ничего подобного! Башка была лысая – из песни слова не выкинешь, но никаких шрамов и крови на ней не было, как будто и не резали ее в течение пятнадцати минут наживую, без всякой анестезии.
«Магия, однако!» – усмехнулся про себя Денис, возвращаясь в комнату, где оставались «старые друзья».
– А тебе идет, – ухмыльнулся любимый руководитель, – у скинхедов будешь секс-символом. – Он внимательно посмотрел в глаза Денису. – Если головка не кружится от огромной кровопотери, – он снова ухмыльнулся, – можем идти.
Шаман, безучастно пропустивший мимо ушей монолог Шэфа, вопросительно посмотрел на Дениса, Денис на Шэфа, а Шэф сказал:
– У тебя есть бабки, твоя операция – ты и плати.
По контрасту с реалиями Старого Порта салон маленького автомобильчика, бодро пожиравшего пространство, представлялся верхом комфорта и располагал к неспешной, можно даже сказать – интеллигентной беседе:
– Шэф, а откуда этот Черкизон?
– В смысле? Ты что, думал – что Эстепора, это сплошная Зона Отдыха?