раздавались покрикивания каменщиков – это дайме Санада Юкимура, знаменитый полководец, знаток осадного искусства, верный вассал Тоетоми – возводил барбакан[15]. Строение выдавалось наружу и при необходимости могло вместить пять тысяч воинов.
Акира, служивший во внутренней охране Осака, стоял на стене, наблюдал за строительством. Зимний ветер бил в лицо, забирался под плащ, леденил тело. И на душе было холодно: все знали, война близко, это лишь вопрос времени. Кланы Тоетоми и Токугава тщательно готовились к сражению, и вся Япония притихла в ожидании.
Грядущие битвы не страшили Акира – самурай не распоряжается своей жизнью, берет ее взаймы у господина и войны. В любой миг он готов к смерти, встречает конец без грусти и сожаления.
Тревожило другое. Войско Токугава огромно, хитрость и подлость его бесконечны. Пусть неприступны стены Осака, а каждый воин готов сражаться за Тоетоми до последней капли крови – поможет ли это выстоять? Акира мучили сомнения, несвойственные самураю, и причиной была любовь. Он готов был погибнуть, но не желал такой участи Кумико. Однако в случае падения замка быстрая смерть для дочери Хидэери стала бы избавлением. Девушку могла ждать гораздо более ужасная судьба – пытки, издевательства, рабство, бесчестье, унижения. Разве можно допустить, чтобы нежный цветок был сломан и растоптан?..
Акира подставил лицо ледяному ветру, как будто хотел, чтобы он унес тяжелые мысли. Стиснув зубы, дал клятву…
По прикидкам Дана, прошло не меньше часа, когда впереди показался маленький островок. Лодка подошла достаточно близко, и он смог рассмотреть собравшуюся на берегу толпу – богато одетых самураев со слугами. Виновник плохого настроения Мусаси стоял возле воды, нетерпеливо ожидая, когда причалит лодка.
– Мусаси-сэнсэй, – осторожно произнес Дан. – Мы прибыли, пора вставать.
Днище заскребло по прибрежному песку. Мусаси вскочил, подхватил обструганное весло, спрыгнул в воду и побежал к берегу. Толпа с изумлением наблюдала за встрепанным гигантом, который, размахивая длинной палкой, несся на Кодзиро.
Знаменитый фехтовальщик сделал шаг назад и поклонился. Мусаси не стал останавливаться и отвечать на приветствие. Кодзиро обнажил меч, отбросил ножны.
– Правильно, они тебе уже не пригодятся! – прорычал на бегу Мусаси.
Он подскочил к Кодзиро, замахнулся дубиной совершенно по-крестьянски. Чтобы не получить удар, молодой фехтовальщик вынужден был первым сделать выпад. Мусаси легко, одним движением отразил атаку и шарахнул Кодзиро по голове. Тот упал, но неловко подвернул руку с катаной и напоролся животом на собственный меч. Клинок пронзил его насквозь, вышел из спины. Из-под тела вытекла и расплылась лужа крови.
Мусаси отступил от противника, который корчился, умирая, словно жук на булавке.
– Теперь можно и поздороваться, – пробормотал великий мечник и отвесил онемевшей толпе вежливый поклон.
Он отшвырнул палку, выдернул из ножен оба меча и с торжествующим воплем прошелся по берегу в диком танце. Спустя несколько мгновений Мусаси уже бежал к лодке.
– Вот и все, Акира-сан. Надеюсь, я тебя не слишком задержал. Лодочник, правь на тот берег! Я еще посплю, Акира-сан. Не буди, когда соберешься уходить.
Великий воин улегся на дно и тут же богатырски захрапел.
– Какая деревня ближе всех на том берегу? – спросил Дан лодочника.
– Сато, – вздохнул тот. – Я там родился. Там было хорошо…
– Почему было? – насторожился Дан.
– В Сато уже год как повадилась Юки-Онна[16], – грустно ответил старик. – Прилетает каждые несколько недель, убивает юных девушек. Скоро в деревне останутся одни старики…
– Почему никто с ней до сих пор не разделался?
Лодочник посмотрел на Дана, как на сумасшедшего:
– Кому же по силам справиться с Юки-Онной? Разве что… – Он с надеждой взглянул на храпящего Мусаси.
«Ну вот и работа подвалила, – решил Дан. – А раз эта Юки-Онна такая страшная, можно взять за нее подороже. Может, хватит на посещение борделя, где содержат Кумико».
Лодка ткнулась носом в берег, Дан соскочил. Над бортом поднялась заспанная физиономия Мусаси. Мастер меча похлопал глазами и выдал:
– Никогда не испытывай грусти в разлуке, Акира-сан. – И снова рухнул, проваливаясь в сон.
Настя
Вода резко пахла благовониями и была нестерпимо горячей. «Как будто не в подстилки клиенту меня готовят, а собираются сварить для него борщ», – сердито думала Настя, сидя в бочке. По опыту пребывания в Равенсбурге ей было известно: если в Средневековье тебя начинают мыть – жди неприятностей.
Служанка аккуратно гладила ее какой-то загадочной штуковиной, заменявшей губку. Потом ее обтерли, уложили волосы в сложную прическу, начернили
