непонятными образами и тонкостями, то сочиняла хокку. Самурай вроде бы позабыл о предстоящем сексе, за который заплатил. Наконец он поднялся, пошатываясь, поклонился и произнес:
– Я был рад встрече и знакомству, Кумико-сан. Благодарю за гостеприимство. Увы, служебные обязанности заставляют меня покинуть этот дом. Но я непременно вернусь, и мы еще побеседуем.
Последнее обещание показалось Насте лишним – она бы с удовольствием распрощалась со стариком навсегда. Однако пришлось поклониться и ответить пространной любезностью.
– Благодарность за приятное времяпровождение, – господин Сакамото протянул небольшой позвякивающий мешочек из серого шелка.
Настя приняла его. Самурай вышел, стараясь ступать как можно тверже. Тоши, кланяясь на каждом шагу, побежала провожать гостя. Предвидя, что произойдет дальше, Настя запустила руку в кошель, выудила десять серебряных монет. Подумав, половину оставила, вторую, за неимением карманов, засунула в халу прически. Вернувшись, Тоши с удивлением произнесла:
– Господин даже не прикоснулся к тебе. Сначала я думала, ты ему не понравилась. Но он остался очень доволен. Сказал, обязательно придет еще.
В руке сводни позвякивал точно такой же шелковый кошелек.
– Что там у тебя? – старуха отобрала у Насти мешочек, заглянула. – То, что дают тебе гости, мое. Нужно же как-то окупать затраты. А тебя и продавать-то нельзя, пока господин Сакамото не взял свое.
Но, судя по плоской физиономии, которая так и норовила расплыться в улыбке, Тоши внакладе не осталась.
– Ступай в свою комнату. Повезло тебе. Будешь отдыхать, есть, спать и дожидаться клиента. Господин Сакамото сможет прийти только через неделю.
«На этот раз пронесло», – с облегчением подумала Настя. В комнате она смыла наконец осточертевшую косметику, уселась на постель в обнимку с сямисэном, поджала под себя ноги, легонько пощипывала струны. Томная грустная мелодия, лившаяся из-под бати, настраивала на задумчивый лад…
Кумико, закутавшись в меховой плащ, стояла в саду, наблюдая, как дрожит на голой сливе последний, чудом уцелевший сухой лист. На сердце было тяжело, в душе поселился мутный страх. Казалось, вместе с летом ушла из жизни вся радость и не вернется никогда, впереди – только бесконечная зима, холод, боль и горе.
Зашуршали палые листья под осторожными шагами. Кумико обернулась. Перед нею стоял молодой самурай из внутренней охраны замка. Сайто Акира. Сердце встрепенулось, забилось быстро, к горлу подступил комок. Как же он красив и смотрит так…
Акира порывисто опустился на колени:
– Госпожа…
Понурил голову, покорно ждал чего-то, будто жизнь свою ей вручал. У Кумико перехватило дыхание. Самурай склонялся все ниже, осторожно, двумя пальцами, коснулся самого краешка подола ее кимоно, припал благоговейным поцелуем. Она не знала, как поступить – замерла, глядя на его широкие плечи, черные густые волосы, стянутые в пучок на затылке. Вдруг Акира поднял глаза – взгляд его был беспомощным, ищущим и одновременно безумным. Мгновение они смотрели друг на друга. Ноги Кумико подгибались, хотелось броситься в объятия этого сильного, мужественного, но такого нежного человека.
– Клянусь тебе, Кумико-сан: я никому не дам тебя в обиду, – хрипло проговорил Акира.
– А если… – На глаза выступили слезы.
– Тогда я сам убью тебя. Клянусь…
Акира резко поднялся, быстро вышел из сада – не оборачиваясь, не задерживаясь, будто хотел убежать от своей такой безнадежной, такой отчаянной любви.
Ледяной северный ветер пронесся по саду, сорвал со сливы последний жухлый лист, швырнул на землю.
Глава 3
Жаворонок на заре.
Из-под рукава доспеха
Смотрит самурай.
Сенкевич
Сенкевич прошел во внутренний двор самурайских нагая, которые располагались по периметру вокруг его дома. Здесь пахло дымом и едой, ее готовили на кострах прямо перед входом. Два самурая мыли в кадке овощи, третий придирчиво выбирал тофу у торговца-разносчика. В глубине двора несколько человек устроили тренировку – разбившись по парам, сражались на бокэнах.
Увидев дайме, воины низко поклонились. Сенкевич с трудом подавлял желание начальственно махнуть рукой, мол, не нужно, или просто рявкнуть: «Вольно!» Здесь такого не поняли бы.
Он важно прошествовал в барак. Длинное узкое помещение, с обеих сторон разделенное на маленькие клетушки, где вмещалась только постель, было темным и душным. Сенкевич подивился странному устройству японского общежития. В одном конце коридора располагался колодец, в другом – туалет.
