ничейную землю, где Куан, возможно, уже собирал своих последователей. Передовица вчерашней газеты задавалась вопросом, не произойдет ли так, что в долгосрочной перспективе Куан окажется позитивной силой: в империи куанистов едва ли воцарится доброжелательная диктатура, но она сможет восстановить порядок в дестабилизированном регионе. В прошлом году жалкие остатки пекинских властей уже взорвали ядерную боеголовку, безуспешно пытаясь уничтожить так называемый Куан из Ичана. В результате прорвало плотину, и водный поток протащил радиоактивную грязь до самого Восточно- Китайского моря. И если ослабевший Пекин способен на такое, то может ли режим Куана быть хуже?
Я не знал, что думать по этому поводу. Все в те годы строили хорошую мину при плохой игре, даже те из нас, кто занимался Хронолитами, анализировал их (по числу, времени, размеру, предполагаемой победе и так далее), чтобы мы могли делать вид, будто что-то понимаем. Но я предпочитал в эти игры не играть. Хронолиты омрачали мою жизнь с тех пор, как все у нас с Дженис пошло прахом. Они стали символом злых и непредсказуемых сил мира. Это были времена, когда я до колик их боялся, хотя никогда не признавался себе в этом.
Была ли это навязчивая идея? Аннали именно так и думала.
Я попытался уснуть. «Сон, который тихо сматывает нити с клубка забот»[10] и так далее. Сон, который убивает вынужденное безделье между полуночью и рассветом.
Но и тут я потерпел неудачу. За час до восхода солнца зазвонил телефон. Надо было дать серверу перехватить вызов, но я нащупал трубку и ответил, по привычке боясь, что звонок поздней ночью, как это бывает, означает, что с Кейт произошло несчастье.
– Алло?
– Скотт, – раздался низкий мужской голос, – Скотти.
В панике я решил было, что это Хитч Пэйли. Хитч, с которым мы не говорили с 2021 года. Хитч Пэйли, явившийся из прошлого, как злобный призрак.
Но это был не Хитч.
Это было другое привидение.
Я прислушивался к тяжелому дыханию, похожему на хрипы высохших мехов.
– Папа?
– Скотти… – произнес он, как будто ничего больше не мог сказать.
– Папа, ты выпил? – я был достаточно вежлив, чтобы не добавить «опять».
– Нет, – ответил он сердито. – Нет, я… А ладно, хрен с ним. Это что-то вроде… что-то вроде лечения… Ладно, знаешь, хрен с ним.
И он отключился.
Я вылез из кровати.
Я смотрел, как солнце вставало над сельскохозяйственными кооперативами на востоке, великая корпорация коллективных ферм – наш бастион против голода. Снежная пыль легла на поля, сверкая белизной между пустыми грядами.
Позже я подъехал к квартире Аннали и постучал в дверь.
Мы не были вместе уже больше года, но, встречаясь в комнате отдыха или столовой, все еще вели себя по-дружески. Она проявляла ко мне несколько материнскую заботу в те дни – расспрашивала о здоровье, как будто рано или поздно ожидала услышать что-то ужасное. (Возможно, этот день и настал, хотя я все еще был здоров как бык.)
Но, открывая мне дверь, она выглядела ошарашенной. Ошарашенной и явно смущенной.
Знала, что меня уволили. А может, знала намного больше.
Я и пришел сюда в последней надежде, что она поможет разобраться в том, что случилось.
– Скотти, – сказала она, – Надо было сначала позвонить.
– Ты занята?
Она не выглядела занятой. На ней были домашние брюки и застиранная желтая рубашка. Наверное, убиралась на кухне.
– Мне уходить через пару минут. Пригласила бы тебя войти, но мне нужно переодеться. Что ты здесь делаешь?
Я понял, что она на самом деле
– Скотт? – она осмотрела коридор. – У тебя неприятности?
– Почему у меня должны быть неприятности, Аннали?
– Ну, я слышала, что тебя уволили.
– И давно?
– Ты о чем?
– Давно ты знала, что меня собираются уволить?
– Думаешь, все об этом знали? Нет, Скотт. Боже, это было бы отвратительно. Нет. Конечно, ходили слухи…
– Что еще за слухи?
