– Однажды они уже позвонили, – тихо объясняет она. – Полиция. Позвонили и сказали, что Роб… попал в беду. Я не успела спросить, что за беда, как в паб кто-то вбежал и сообщил, что он мертв, а тебя повезли в больницу.
– Мама, мне очень жаль. Честное слово, мне очень жаль.
Я сейчас извиняюсь за то, в чем не виноват. Совсем как полисменша Салли.
Пятнадцать минут. Она явится к нам через пятнадцать минут. Я смотрю на пол. Сковородка со сгоревшей фасолью. Угольные ломти хлеба. Обожженные цветы. Расплавленный пластик. Вспоминаю о пустых банках, разбросанных вокруг дивана. Нельзя, чтобы полицейские все это увидели.
– Мам, они же скоро придут. Давай немного приберемся.
Я хватаю сковородку и убираю в шкаф. Сгоревший хлеб выбрасываю в мусорное ведро, собираю цветы.
– Мам, может, ты уберешь пустые банки в гостиной? А я в кухне пол помою. Где ведро?
– Под раковиной, – отвечает она, не двигаясь.
Из шкафчика под мойкой я достаю пластмассовое ведерко, тряпку и бутылку чистящего средства «Флэш».
Ставлю ведерко в мойку, брызгаю в него «Флэшем». Открываю оба крана. Вода с шумом льется в ведерко, шапка пены быстро дорастает до края. Меня охватывает страх. Да что такое со мной? Это всего-навсего вода. Возьми себя в руки!
Бегу в гостиную, быстро собираю пустые банки. Когда возвращаюсь, ведерко почти наполнилось. Банки летят в мусор. Закрываю краны. Мама продолжает сидеть.
– Мам, пожалуйста…
Она смотрит, как я опускаю ведерко на пол и погружаю тряпку в пенистую воду. Вода холодная как лед. Отжимаю тряпку. В голове раздается пронзительный крик. Громкий. Болезненный. Как будто кто-то воткнул мне в ухо вязальную спицу и вытащил ее из другого уха.
Резко встряхиваю головой. Крик смолкает, но легче мне не становится.
Подвигаю ведерко, и вода выплескивается через край. Возле ведерка появляется лужица. Тянусь, чтобы вытереть ее, и чувствую: что-то сдавливает горло. Пытаюсь проглотить подступивший комок, но он поднимается, и вот уже мой рот полон холодной, зловонной жидкости. Распрямляюсь, бросаюсь к мойке и шумно выплевываю. У гадости вкус протухшей воды, глины и ила.
– Черт! – бормочу я, хватая ртом воздух.
– Что…
Мама наконец-то встает. Смотрит на коричневую лужицу возле сливного отверстия мойки. В лужице плавают комки слизи. Мама открывает кран, чтобы смыть дрянь.
– Прополощи рот.
Она говорит резко, но ее рука мягко водит мне между лопатками, двигаясь вверх-вниз. И сразу вспоминаются другие моменты, когда я стоял на коленях перед унитазом, выворачивался наизнанку, а меня ободряюще поглаживали по спине. Но тогда это была не мамина рука, а рука Роба.
Засовываю голову под кран, глотаю чистую воду, полощу рот, сплевываю.
«Я иду за тобой, Си».
Снова голос. Тот же, что и прежде. Совсем рядом.
Я выпрямляюсь.
– Ты слышала? – спрашиваю у мамы.
– Что?
– Голос.
Она непонимающе смотрит на меня.
– Я слышу только шум воды и твои отплевывания. Рот прополоскал?
Во рту еще остается слабый привкус гнили, прячущийся у основания зубов.
– Почти, – отвечаю я и снова засовываю голову под воду.
«Ты меня слышишь, братишка?»
Я смотрю на струящиеся каскады у моего лица и мельком что-то вижу. Островок неподвижности среди текущей воды. Он совсем близко, но я не могу понять, что? это. Становится тревожно, и в то же время меня тянет к этому островку.
Звонок в дверь возвращает меня к реальности. Я закрываю кран. Мама опять застыла. Похоже, она не знает, как ей быть.
– Я открою, – предлагаю я.
И иду открывать, на ходу вытирая голову посудным полотенцем.
Разговор с полицейскими не клеится. В моей памяти сплошные провалы. В голове мешанина. Я не могу ответить даже на простые вопросы.
– Почему ты пошел на озеро?
