Мама встает в коридоре между мною и отцом, берет меня за руку.
– Ник, ты не имела права взять и исчезнуть, – не сдается отец. – Мы с мамой места себе не находили.
– Послушайте, меня не было всего два часа. Неужели это катастрофа?
– Ты только что сообщила о смерти Кристи. Она все меняет.
– Не понимаю. Что меняет?
– Ник, ты в опасности. И можешь попасть в большую беду. Ты должна меня слушать и делать то, что говорю.
– Кларк, пожалуйста…
Мама поднимает руку, словно этот жест может его остановить.
– Сарита, ты должна бы меня поддержать, а не игнорировать очевидное.
– Кларк, посмотри, в каком состоянии Ник! Мы должны ей помочь, а не читать нотации.
– Это не нотации. Я думаю о ней. Забочусь.
– Вы что, оба ничего не понимаете? Речь сейчас не обо мне! И не о вас. Моя подруга умерла.
У меня текут слезы. Настоящие. Но я не знаю, по кому плачу: по Кристи или по себе.
Я напоила Кристи водой, которая ее убила. В голове неотступно вертится мысль: куда я ни пойду и ни поеду, я не убегу от правды. Она будет путешествовать со мной. Всегда.
Я убила Кристи. Вот так. И с этим мне придется жить до конца своих дней.
– Я тебя понимаю, – утешает мама. – Ты пережила настоящий кошмар. – Она обнимает меня, крепко прижав к себе.
– Я не хотела, чтобы так случилось, – бормочу я. – Почему все не может оставаться прежним?
– Тсс. – Мама целует мои волосы. – Все хорошо. Все нормально.
О чем она говорит? Как после
– Я хочу лечь.
– Конечно, дорогая. Приляг. Отдохни. Если мы понадобимся, позови.
Я поднимаюсь на несколько ступенек.
– Сарита, ты хочешь оставить все как есть? – сердито шепчет отец.
– Тише!
– Не затыкай мне рот. Нам надо поговорить. Мы должны ей объявить: с плаванием покончено, больше никакого бассейна.
– Вы не отберете у меня тренировки! – кричу я. – Это все, что у меня осталось!
– Плавать опасно. Ты могла оказаться на ее месте. Попасть в больницу и…
– …умереть?
– Да.
– Но как видишь, я жива и здорова! – Я сердито взмахиваю руками. – Я не покинула этот мир. И ты не помешаешь мне заниматься плаванием.
– Никола, я твой отец. Если я тебе говорю…
– Мне уже шестнадцать. Ты не сможешь мне помешать… если только не наберешь достаточно подписей под своим обращением.
– О чем ты говоришь?
– Да, Ник. Что за обращение? – удивляется мама.
Сил сдерживаться больше нет.
– Тебе лучше знать, Карл, какое это обращение.
– Ник, не болтай ерунды! И нечего называть меня чужим именем.
– Нет, папочка. Это твое имя. Твое настоящее имя.
Мама вскрикивает. Потом становится тихо.
Отец приваливается к стене:
– Откуда ты узнала?
– Отсюда.
Распахиваю клапан рюкзака, достаю сложенное свидетельство о рождении и помахиваю им перед носом родителей.
– Здесь вся правда. Как говорят, черным по белому.
Они молча переглядываются. Никто не решается заговорить первым.
– Получается, что я Никола Адамс. Ты никакой не Кларк, а Карл. А тебя, мама, когда-то звали Нейшей.
– Да, Ник, когда-то нам пришлось поменять имена.
Она почти спокойна. Дамба лжи прорвалась, но не испугала маму, а, наоборот, успокоила. Зато на отца больно смотреть. Он весь скрючился. Стоит,
