на воде скоро захватят и других.
— Я не стану показывать дважды, — говорит Кларк, — так что прошу внимания.
Обнажившись до пояса, она снова вскрывает себя.
— Не меняйте ничего, кроме нейроингибиторов. Возможно, это нарушит баланс еще каких-то веществ, но, по-видимому, эффект постепенно размывается. После перестройки просто ненадолго выйдите наружу, чтобы все устоялось.
— На сколько времени? — спрашивает Александр.
Кларк сама не знает.
— Часов на шесть, наверное. После этого вы готовы. Кен распределит вас по разным пузырям.
Аудитория ропщет — перспектива долгого заключения никого не радует.
— И как же настраивать ингибиторы?
Сломанный нос Мак прикрыт тонкими проводками
с бусинами — микроэлектрическая сеть ускоряет восстановление. Выглядит это смешно — как севшая от стирки траурная вуаль.
Кларк невольно улыбается.
— Понижать.
— Шутишь!
— И не думаю.
— А как же Андре?
Андре умер три года назад: жизнь вышла из него с подводными судорогами, едва не разорвавшими тело на куски. Седжер сочла причиной отказ нейроингибиторов. Человеческие нервы не приспособлены к глубине — давление делает их чувствительными к малейшему воздействию. Включается живой рубильник без прерывателя и без изоляции. После нескольких минут предсмертных спазмов тело расходует все нейротрансмиттеры и попросту останавливается.
Вот почему имплантаты рифтеров, как только давление превышает определенный уровень, накачивают тело нейроингибиторами. Без них выход наружу на таких глубинах смертелен, как электрический стул.
— Я сказала «понижать», — подчеркивает Кларк, — а не «отключать». На пять процентов. Самое большое, на семь.
— И что же из этого выйдет?
— Снижается порог включения синапсов. Нервы становятся просто немножко... чувствительнее. Чувствительнее к мелким стимулам в водной среде. Вы станете замечать то, чего не воспринимали прежде.
— Например? — интересуется Гарсиа
— Например... — начинает Кларк и смолкает.
Ей вдруг хочется закрыться и отрицать все.
Хочется сказать: «Забудьте. Неудачная идея. Глупо пошутила. Забудьте все, что я сказала».
А может, вообще — признаться? «Вы не представляете, чем рискуете. Не знаете, как легко шагнуть за край. Мой любовник не мог даже войти в пузырь, не ощущая ломки — даже дышать не мог, так ему хотелось разнести все, что стояло между ним и глубиной. Мой друг совершил убийство, чтобы обрести уединение там, где проплывая рядом с другим, обязательно заглотишь все его болячки и беды. Он и ваш друг, он один из нас, и он — единственный из живых на всей больной, одуревшей планете, кто знает, что с вами от этого будет...»
Она в панике озирается, но среди присутствующих нет Кена Лабина. Вероятно, он сейчас составляет расписание вахт для «настроенных».
«Однако, — вспоминает она, — к этому привыкаешь».
Переведя дыхание, Кларк отвечает на вопрос Гарсиа:
— Например, ты сможешь определить, когда тебя водят за нос.
— Вот черт, — ворчит Гарсиа. — Стану ходячим детектором вранья?
— Ты такой и есть, — натужно улыбается Кларк.
«Надеюсь, ты к этому готов...»
Ее послушники расходятся по своим пузырькам, чтобы похимичить с собой. Кларк закрывает грудь. К тому времени как она натягивает черную «кожу», лазарет уже опустел, остались лишь следы мокрых ног и тяжелый люк — до недавнего времени всегда открытый, — ведущий в соседнюю сферу. Гарсиа, презрев сухопутные требования безопасности, наварил на него цифровой замок.
«Сколько мне осталось, — спрашивает себя Кларк, — до времени, когда каждый сможет влезть мне в голову?»
Не меньше шести часов, если послушники всерьез отнесутся к ее оценке. Потом они начнут играть, испытывать новые сенсорные способности, возможно, даже наслаждаться ими, если не проникнутся отвращением к тому, что обнаружат. Новость станет распространяться.
Кларк подала это как психический шпионаж, новый способ выследить преступные тайны, которые, вероятно, скрывают корпы. Впрочем, пределами
