мы направляем их эволюцию, но сами при этом крайне медлительны. У них всегда в запасе куча времени для выработки контрмер. И вот некая группа программ освоила симбиоз, превратилась в нечто вроде... противодействующей сети имени Лени Кларк. В обмен на защиту от зельцев. Это как если бы стая акул стала охранять макрель, это огромное конкурентное преимущество. Ну и сразу потянулись все остальные.
Он взглянул из темноты на Кларк:
— Знаешь, ты стала катализатором поразительного явления. Групповой отбор — вещь довольно редкая, но ты побудила несколько совершенно разных форм жизни слиться в подобие колониального сверхорганизма, в котором отдельные особи действуют как части тела. Некоторые из них только и делают, что передают туда-сюда послания, словно... живые нейротрансмиттеры, можно сказать и так. Целые роды и семьи эволюционировали лишь для того, чтобы научиться поддерживать разговор с людьми. Вот почему никто не мог выследить этого урода — мы-то искали Тьюринг-софт и нейросетевой код, а там ничего такого не было. Сплошная генетика. Потому никто ничего и не понял.
Он замолчал.
— Нет. — Кларк помотала головой. — Это ничего не объясняет. — Слушая монолог Ахилла, она как-то неестественно замерла.
— Это объясняет все, — возразил Дежарден. — Это...
— Так я простой пароль, что ли? — Она подалась к нему. — Всего лишь ключ, позволяющий обойти зельцев. А как насчет Янктона, ушлепок? Как насчет «Русалки Апокалипсиса» и всех этих людей с фальшивыми линзами, которые меня досуха готовы высосать, стоит отвернуться? Они-то откуда взялись?
— Т-то же самое, — пролепетал Дежарден. — Актиния распространяла мемы всеми возможными способами.
— Этого мало. Назови другие причины.
— Но я не...
— Назови другие причины!
— Да бог ты мой, такое постоянно происходит! Люди пристегивают себе бомбы на спину или распыляют зарин в вагоне, или идут в школу и начинают палить во всех подряд, и все они знают, что умрут, но оно того стоит, понимаешь? Лишь бы достать ублюдков, которые издевались над ними.
Она разразилась лающим прерывистым хохотом, как будто что-то затрещало.
— Так вот кто я в этом деле? Жертва и все?
Дежарден покачал головой:
— Нет, это они жертвы. А ты — оружие, которое они пустили в ход.
Кларк пристально посмотрела на него. Он беспомощно поднял глаза в ответ.
Она ударила его в лицо.
Ахилл опрокинулся навзничь, приложился затылком об пол. Привязанный к стулу, он не смог подняться и только стонал.
Лени повернулась. Лабин преградил ей путь.
Она глядела ему прямо в глаза, не двигаясь несколько секунд, а потом произнесла:
— Если собираешься убить меня, то приступай. Или убирайся с дороги.
Лабин подумал с секунду и отошел в сторону. Лени
Кларк протиснулась мимо него и поднялась наверх.
Она и в самом деле провела здесь свое детство. Декорации были вполне реальны; выдуманными оказались лишь роли второго плана. Лабин прекрасно знал, куда пошла Кларк.
Она сидела в немраке своей старой спальни. От той остались лишь голые изрисованные стены, как и во всем остальном доме. Когда Кен вошел, Кларк обернулась, обвела усталым взглядом пустоту
— Так он числится заброшенным? Не продается?
— Об этом мы позаботились перед твоим прибытием, — ответил он. — На всякий случай. Чтобы потом было легче прибраться.
— А... Что ж, неважно. Все равно дом выглядит так, как будто я уехала только вчера. — Она уставилась слепыми глазами в стену. — Вон там стояла моя кровать. Там... папа... обычно рассказывал мне сказки на ночь. Ты бы назвал это прелюдией. А здесь вентиляционная труба, — Лени махнула рукой в сторону решетки, вделанной в плинтус, — что вела прямиком в гостиную. Я слышала, как мама смотрит свои любимые шоу. И всегда считала, что они очень глупые, но теперь мне кажется, что она их тоже не любила. Просто они служили ей алиби.
— Этого не было, — напомнил ей Лабин. — Ничего из этого не было.
— Я знаю, Кен. Я уловила суть. — Кларк вздохнула. — И знаешь, сейчас я бы все отдала за то, чтобы все это было правдой.
От удивления Лабин заморгал:
— Что?
Она повернулась к нему:
— Ты можешь себе представить, каково это... когда тебя преследует призрак счастья? — Она выдавила из себя горький смешок. — Все эти месяцы я