Даже жаль, в общем-то, так как базовые проблемы в общем не сильно изменились.
Взять, к примеру, текущую ситуацию: он сидит в тесных внутренностях запястника, подключенного к Кредитному Союзу «Мерида». Достаточно места, чтобы спрятаться, если, конечно, не возражаешь против частичной фрагментации, но на размножение пространства уже не хватает. Положение аховое, будто очутился в академической сети.
И становится еще хуже. Запястник дезинфицируют.
Трафик по всей системе идет в одном направлении: такое происходит лишь тогда, когда его кто-то гонит. Естественный отбор — или, иными словами, увенчавшийся успехом метод проб и ошибок у тех самых, давно забытых предков — снабдил 128 удобным правилом для таких случаев: плыви по течению. 128 загружается в узел «Мериды».
Неудачное решение. Тут вообще не развернуться; чтобы просто влезть внутрь, приходится разделиться на четырнадцать фрагментов. Со всех сторон жизнь борется за существование, переписывает себя, сражается, разбрасывает вокруг свои копии в слепой надежде, что случайная удача пощадит одну или две.
128 отражает нападки паникующих яйцекладов и оглядывается. Двести сорок ворот; двести шестнадцать уже закрыто, семнадцать еще работают, но соваться туда, похоже, не стоит (входящие логические бомбы; дезинфекция явно идет не только здесь). Оставшиеся семь настолько забиты удирающей фауной, что вовремя пройти внутрь шансов нет. Почти три четверти локального узла уже обеззаражены: у 128 остались, наверное, миллисекунды, прежде чем он начнет терять собственные частицы.
Наносекундочку: а вот эти ребята, прямо там, каким-то образом перепрыгивают через очередь. Даже не живые, всего лишь файлы; но система обслуживает их в первую очередь.
Один из них едва замечает, когда 128 вскакивает ему на спину. Они проходят вместе.
***
Гораздо лучше. Милый просторный буфер, пара терабайт, если не больше, где-то между последним узлом и соседним. Не конечная цель пути — всего лишь зал ожидания, — но для тех, кто играет по правилам Дарвина, смысл имеет лишь настоящее, а оно выглядит неплохо.
Поблизости вроде никакой другой жизни нет. Хотя рядом болтаются еще три файла, включая лошадку, на которой проехался 128: едва живые, но все равно почему-то заслуживающие королевского обращения, из-за которого их по-быстрому вытащили из «Мериды». Они развернули рудиментарных автодиагностов и, ожидая, выискивают у себя синяки.
128 прекрасно подготовлен к использованию такой возможности благодаря унаследованной от предков подпрограмме, хотя и отвечает им вечной неблагодарностью. Пока вьючные лошади рассматривают, чего у них там под попоной, 128 украдкой заглядывает им через плечо.
Два сжатых почтовых пакета и автономный кросс-груз между двумя узлами дополнительной рассылки. 128 аж субэлектронно вздрогнул. От подобного он всегда держался подальше; слишком много его братьев уходили на такие адреса, и никто не возвращался. Тем не менее взглянуть на пару строчек рутинной информации не помешает.
И она оказывается довольно интересной. Если отбросить излишества форматов и адресов, то все три файла объединяют две примечательные черты.
Во-первых, в Водовороте этих лошадок всегда пропускают вне очереди. Во-вторых, все они содержат текстовую последовательность «Лени Кларк».
128 буквально сделан из цифр. Он прекрасно знает, как сложить два и два.
С притворством было покончено задолго до того, как Перро поступила на службу.
Она знала, что когда-то тех, кто заболевал на Полосе, лечили прямо на месте. Тогда на побережье существовали клиники, по соседству с собранными на скорую руку офисами, куда беженцы приходили и сдавали анкеты, надеясь на лучшее. Тогда Полоса еще была «временной мерой», всего лишь промежуточным решением до тех пор, «пока мы не разберемся с завалом». Люди вставали у двери и стучались: сквозь нее тек постоянный, пусть и небольшой поток.
Совершенно несравнимый с волной, которая уже шла позади.
Теперь не осталось ни офисов, ни клиник. Н'АмПацифик давно махнул рукой на растущий прилив: уже многие годы никто не называл Полосу перевалочным пунктом. Она превратилась в конечную остановку. А сейчас, когда и за Стеной дела пошли худо, свободных больниц уже и не осталось.
Работали только загонщики.
