– Знаешь, мне кажется, сенаторы обеспокоены куда сильнее, чем хотят показать, – и, помолчав, добавил: – На собрании они этого не сказали, но ведь наверняка пойдет речь о том, чтобы еще больше сократить возрастной порог для беременности.
Кира замерла с вытянутой к шкафчику рукой и бросила на Маркуса быстрый взгляд.
– Ты это серьезно?
Маркус кивнул:
– По дороге домой я встретил Изольду. Она говорит, в Сенате образовалось новое течение. Они выступают за то, что статистика важнее изучения, мол, незачем искать лекарство, нужно рожать больше детей, и один из них рано или поздно окажется невосприимчив к вирусу.
Кира повернулась к Маркусу:
– Мы уже пытались. По статистике, четыре десятых процента младенцев, то есть один из двух с половиной тысяч, должны рождаться здоровыми. За эти годы появилось на свет в два раза больше детей. Не сработало.
– Я понимаю, что это глупо, – ответил Маркус, – но с сенаторами согласны многие доктора. Увеличение рождаемости им на руку: чем больше детей, тем больше возможностей для исследования.
Кира отвернулась к шкафчику:
– Ну хорошо, допустим, понизят они возраст до семнадцати лет. Изольде семнадцать. И что ей прикажете делать? Она не готова беременеть.
– Найдут донора…
– Это не служба знакомств, – перебила Кира, – а программа размножения. Я слышала, в воду добавляют средства, стимулирующие фертильность[2]. Не удивлюсь, что так оно и есть, – Кира раздраженно брала с полки коробки лекарств, либо откладывая в сторону, либо швыряя в мусорную корзину. – Ни тебе любви, ни свободы, ни выбора; залетела – спасла мир!
– Речь уже не про семнадцать лет, – негромко заметил Маркус и замолчал, уставившись в стену. У Киры от волнения свело живот: она догадывалась, что услышит дальше. – Изольда говорит, в Сенате хотят провести референдум, чтобы понизить возраст беременности до шестнадцати лет.
Кира онемела. Возраст беременности – не рекомендация, а закон. Все женщины, достигшие этого возраста, обязаны были как можно скорее забеременеть и делать это как можно чаще.
– Идиотизм, конечно, – вздохнул Маркус. – Полный идиотизм и несправедливость. Я могу только догадываться, каково тебе. Согласен, дурацкая идея. Надеюсь, что они сами от нее откажутся.
– Спасибо.
– А если нет?
Кира закашлялась и зажмурилась:
– Не начинай.
– Я лишь хочу сказать, что нам… нужно подумать об этом, – быстро проговорил Маркус, – если закон все-таки примут. Если ты не выберешь сама, они…
– Я же попросила: не надо, – перебила Кира. – Сейчас не то время, не то место и не те обстоятельства, чтобы заводить разговор.
– Я ведь не только про секс, – не унимался Маркус, – я про женитьбу. – Он шагнул к ней, замер и уставился в потолок. – Мы с тобой планировали пожениться с тринадцати лет. Мы мечтали, как вместе пойдем учиться на врачей, будем работать в больнице, поженимся, ты ведь тоже этого хотела…
– Уже не хочу, – отрезала девушка. – Я не готова, понятно? И сейчас не готова, а уж в тринадцать-то лет и подавно не была, – Кира отвернулась к шкафчику, негромко выругалась и направилась к двери. – Мне нужно перевести дух.
Оказавшись на улице, Кира стянула маску и жадно вдохнула воздух. «Хуже всего, – подумала она, – что я их понимаю».
Вдруг яркая вспышка озарила деревья к северу от клиники. Спустя мгновение раздался оглушительный взрыв. Кира почувствовала толчок ударной волны. Девушка не сразу осознала, что происходит, от грохота заложило уши. Когда слух вернулся, Кира услышала крики солдат.
Глава четвертая
К Кире подбежал рядовой Браун, обхватил ее и повалил на землю за машиной:
– Ложись!
– Что случилось?
– Лежи! – Браун достал рацию и нажал на кнопку вызова. – Сержант, говорит Шейлон. Вас атаковали? Прием!
Рация затрещала; кроме помех, ничего не было слышно.
– По нам стреляли? – спросила Кира.
– Если б я знал, не спрашивал бы у Джейдена, – рявкнул Браун и снова нажал на кнопку. – Сержант, вы меня слышите? Что у вас там?
Рация потрескивала. Кира и Браун не сводили с нее глаз, напряженно ожидая ответа: взрыв мог быть случайностью или же атакой Голоса, а то и
