– Контроль? – повторила за ним Кира и вспомнила, как набросилась на Изольду за то, что та употребила это слово. Неужели Сенату только это и нужно?
Делароза обернулась к Кире и впилась в девушку холодным взглядом:
– Да, контроль. Если вы заметили, на острове последнее время неспокойно.
– Заметила, но…
– Голос, – перебила сенатор. – Террористы атакуют ни в чем не повинных людей. Общество расколото, оно на пороге гражданской войны. И что, по- вашему, мы должны делать в этой ситуации, как не пытаться сохранить контроль?
– Я не это хотела сказать, – возразила Кира.
– Но вы на это намекнули, – не сдавалась Делароза. – По-вашему, контроль – зло, надо оставить людей в покое, и они сами все решат, без нашей помощи. Оглянитесь вокруг, и вы поймете, что это невозможно.
Краем глаза Кира заметила, что Кесслер смотрит на нее со злобой, но решила не обращать на сенатора внимания.
– Я хотела сказать, что вы слишком сильно давите на людей. Главное, против чего выступает Голос – Закон надежды. Они считают, что вы нарушаете основные права человека и пытаетесь контролировать то, что вас не касается.
– А что нам остается? – поинтересовалась Делароза. – Сдаться, отступить? Отказаться от надежды на то, что когда-нибудь у нас родятся здоровые дети? Вы сами любите напоминать, что главное – будущее человечества, ради этого мы и работаем. Мы приняли Закон надежды, чтобы увеличить шансы на продолжение рода, это самый простой и лучший способ. Да, многие недовольны, но в истории любого вида наступает момент, когда нужно забыть о недовольстве и гражданских правах ради выживания, – Делароза положила карандаш и сцепила руки в замок. – Известно ли вам, мисс Уокер, чем я занималась до эпидемии?
Кира покачала головой.
– Я была зоологом и занималась спасением вымирающих видов. Как-то мне пришлось ухаживать за всей оставшейся в живых популяцией белых носорогов. Их всего-то было десять. Двое самцов. И знаете, что с ними случилось, когда разразилась катастрофа?
– Нет, мэм.
– Я выпустила их на свободу. Ослабила контроль, – Делароза сделала паузу. – В ту же ночь одного из них задрала пума, и наутро по пути в приют я наткнулась на труп носорога.
– Вот, значит, как, – проговорила Кира, стараясь не обращать внимания на ледяной тон сенатора. – Мы для вас – вымирающий вид в зоопарке.
– А вы с этим не согласны? – усмехнулась Делароза.
Кира стиснула зубы, соображая, как разумнее возразить:
– Нас больше десяти.
– Слава богу.
Кира обвела взглядом собравшихся, посмотрела на стоявшего позади сенаторов Мкеле. У нее не было слов.
– Цивилизация погибла, – произнес Хобб. – И мы все это знаем. Поймите уже, мы стараемся, как можем, спасти то, что от нее осталось. Оглянитесь вокруг: Скоузен – лучший медик в мире, Делароза – лучший руководитель, которого я знаю, а благодаря Кесслер вам есть чем питаться: именно она создала наши фермы и рынки. Сенаторы работают день и ночь, чтобы решить проблемы, о которых вы пока даже не подозреваете, и делают это с тех пор, когда вы еще читать не умели. У нас есть основные и запасные планы, которые вам бы и в голову не пришли. Так что, уж пожалуйста, доверьтесь нам.
Кира медленно кивнула, обдумывая сказанное.
– Вы правы, – согласилась она. – Когда мы планировали вылазку на Манхэттен, я сказала то же самое: нет ничего важнее будущего. И была готова пожертвовать всем ради этого.
– Вот именно, – подтвердила Делароза.
– Значит… – Кира замолчала. – Ради будущего вы приняли Закон надежды, а ради контроля собираетесь уничтожить партиала, как предложил сенатор Хобб, чтобы отвести от себя подозрения.
– Чтобы сохранить порядок, – пояснил Хобб.
Кесслер фыркнула:
– Не надо ей все разжевывать, как маленькой.
– Но как же тогда моя работа? – спросила Кира. – Как же исследования, которые я провожу, чтобы найти лекарство? Разве они вписываются в ваши планы? – Девушка нахмурилась. – Вам это хоть сколько-нибудь важно?
– Они не противоречат нашим планам, – ответил Хобб. – Если вам удастся что-то найти, то хорошо, если нет… мы должны быть к этому готовы.
– Но помните, – вмешалась Делароза, – никто не должен об этом знать. Мы посвятили вас в эту тайну, потому что вы нас вынудили, и еще потому, что вы зарекомендовали себя человеком способным и сообразительным. Но с той самой минуты, как вы вернулись на Лонг-Айленд, вы должны были отдавать себе отчет: если хоть одна живая душа узнает, чем мы тут занимаемся, нас ожидает не просто бунт, а самая настоящая революция.
