живой.
Маття потянула мать за мерцающую юбку.
– Чай тоже живой, мамочка. Поэтому у нас и бывают званые чаепития. Чтобы чаи могли играть вместе и рассказывать друг другу свои секреты.
Вице-Королева подхватила зеленовласую дочку на руки.
– Конечно, мой листочек. Если речь идет о чае, кофе и прочих наших жидких чарах, то для достижения наилучшего эффекта напиток должен идеально соответствовать пьющему. Если выбор правильный, то, пока ты пьешь кофе, он успевает получше тебя узнать, чтобы любить тебя и славить твои победы, даровать тебе храбрость и отвагу. Чай будет желать тебе добра и ограждать от страхов и печалей. Послеполуденный чай – это что-то вроде спиритического сеанса. И, наконец, чаинки, оставшиеся на дне твоей чашки, – это не то чтобы предсказания в чистом виде, но чаепитие пытается говорить с тобой, сообщить тебе что-то тайное и важное, то, что останется только между вами. Не обижайся на моего супруга за то, что он вел себя слегка неуклюже, – он ведь Герцог, а Герцоги – это медведи нашей аристократии. Он всего лишь хотел выяснить, какой чай подходит именно тебе.
Сентябрь вспомнила свои желто-розовые чайные чашки, оставшиеся в раковине на кухне, и как она их ненавидела, и прилипшие ко дну комки чайных листьев. Теперь, когда она узнала, что чай – это живое существо, которое желает тебе добра, ей стало неловко.
– Я не хочу быть Принцессой, – сказала она решительно. – Вы не можете меня заставить. – Она очень хорошо знала, что бывает с принцессами, поскольку о принцессах часто пишут книги. С ними либо приключается что-нибудь ужасное: то похитят, то проклянут, то пальчик уколет и отравится, то в башню запрут, – либо они сидят сложа руки и ждут, пока принц доберется до конца сказки и решит наконец, что пора жениться на принцессе. Сентябрь не желала иметь ничего общего со всем этим принцессизмом. Если уж так необходимо в это ввязываться, лучше быть Королевой. Однако мысли о Королеве снова приводили ее к Хэллоуин, и рука крепче сжимала чашку.
– Пожалуй, мы могли бы называть тебя «Сентябрь, Девочка из Верхнего Мира», хотя это и заурядно звучит. – Герцог почесал свой длинный нос.
– А если назвать ее Рыцарем? – застенчиво предложил Аэл.
Сентябрь на секунду оживилась, но память о ее тени все еще не покидала ее, и она снова поникла.
– Я была Рыцарем, – сказала она. – Это правда. Но с тех пор прошел целый год. И меча у меня больше нет, нет даже Ложки, и миссии у меня нет, кроме желания исправить то, что я сама натворила, – а рыцари обычно совершают подвиги, чтобы исправить то, что натворили другие. Я даже и не знаю, рыцарь ли я или уже нет. Рыцарь должен торжествовать после своих приключений, и я вроде как тоже торжествую, но из-за всего того, что случилось потом, мне странно и неловко.
– Считаю своим долгом сообщить, – молвила Вице-Королева таким тоном, каким матери пытаются отговорить детей от слишком дорогих игрушек, – что рыцари – ужасный народ, когда узнаешь их получше. Да, в книжках сплошь сияющие доспехи и знамена, но когда доходит до дела, оказывается, что это тупые вояки, которыми вечно кто-то помыкает.
– Может быть… – В голове у Сентябрь начала формироваться странная идея, так же медленно, как настаивается чай. – Если смотреть на все под углом, искоса и снизу вверх, как советует Герцог, и я больше не рыцарь, то, может быть, я могу вместо этого быть епископом?[1] В шахматах епископы ходят по диагонали и всегда нападают неожиданно, из-за угла.
– Мне кажется, у епископа должны быть сан и епархия, как у герцога – герцогство, и еще необходим эффектный головной убор. – Герцог Чаепитий указал на маленький чайник из тех, что были в руках у дочери, голубой со стальным отливом и гравировкой в виде облаков и ветров. – Но ты же ближе к Королеве Пустоты, чем кто-либо из нас, так что, полагаю, это дает тебе право титуловаться самостоятельно. Итак, Сентябрь, Волшебный Епископ Небраски, я заварю тебе «Долгий Сон Крокодила».
– Вздор, – отрезала Вице-Королева, у которой явно истощился запас терпения. Она выбрала из набора заварочных чайников кроваво-красный, с ревущими тиграми. – Ей ни к чему быть сонной мямлей! Ей нужно взбодриться, ей нужно самое яркое и самое жаркое из всех пробуждений, какие когда-либо протирали глаза спросонок! Я сварю ей «Пламенное Сердце Слона»!
Герцог приложил руку ко рту и дунул, будто посылая воздушный поцелуй, но это был не поцелуй, а струя чайных листьев цвета индиго и остролиста, которые устремились с его руки к чашке Сентябрь, пританцовывая в воздухе. Вице-Королева издала возмущенный крик и щелкнула пальцами. Из ее руки взвились кофейные зерна, вспыхнувшие розовым и мандариново-оранжевым, прямо в воздухе сами себя смололи в порошок и обогнали чай в гонке, зависнув над чашкой и опаляя приближающиеся чайные листья. Маття пожала плечами, явно присудив победу матери, и залила пылающий кофе кипятком из красного чайника, после чего предложила на выбор сахар и сливки. Сентябрь взяла и то и другое. Кофе в чашке расцвел черным с алой пеной, и в глубине его замерцали гранатовые язычки пламени. Сливки образовали на поверхности причудливые розовые облака, а когда они осели, из чашки показалась тонкая шелковая нить, будто это был не кофе, а чай из пакетика; она свесилась через край и распустилась изысканным пергаментным ярлычком, на котором значилось: ЧЕМ НИЖЕ УПАДЕШЬ, ТЕМ ВЫШЕ ВОСПАРИШЬ.
Граф ухмыльнулся.
– У сивиллы был похожий пакетик! – воскликнула Сентябрь.
Вице-Королева кивнула.
– Наши смеси повсюду, даже в верхней Волшебной Стране.
