лопнувшей аварийной мигалкой. Что-то в его походке показалось Лере странным, но она не сбавила шаг.
— Дядя Миша! — подойдя к охотнику, радостно воскликнула девушка.
— Не… ди… уда… — хрипло проговорил Батон, и из уголков его рта с утробным бульканьем побежали алые струйки крови.
Радость сменилась испугом.
— Вы ранены?!
— Не… ди… уда… — снова повторил Батон, невидящим взглядом смотря куда-то на улицу позади Леры.
Не ходи туда — наконец, сумела разобрать вконец растерявшаяся Лера. Но куда? Куда не следовало ходить?
— Куда, куда мне не стоит ходить? О чем вы говорите? — тут только Лера заметила, что в руке дядя Миша крепко сжимал стеклянную емкость, одну из тех, что хранились в немецких контейнерах для транспортировки вируса. — Дядя Миша, что с вами случилось? Вы ранены…
Внутри Батона что-то громко хрустнуло, он запрокинул голову и, сломав в кулаке брызнувшую стеклом емкость с вирусом, издал рык, который вряд ли был по силам человеческим связкам. Его могучая грудь вспучилась, тельняшка разорвалась, и из грудины, ломая ребра, вылезло окровавленное существо со скалящимися мордами Паштета и Трески.
— А-ла-ла, а-ла-ла, — с бульканьем захлебываясь льющейся кровью, ехидно пропела плешивая голова Трески. — Появилась го-ло- ва-а-а!
Слева от девушки на застонавший корпус джипа упруго запрыгнул Ежи в своей конечной стадии мутации.
— Не бойся, доченька, я с тобой, — прорычало существо голосом блаженного Птаха.
— Не-е-ет! — отчаянно закричала Лера, потянув руку за плечо, но привычно висящего «Бизона» там не было.
По ушам резко ударил леденящий душу вой невидимых баззеров противовоздушной тревоги, эхом заметавшийся по дворам, а алое небо уже чертили дугообразные топливные следы, тянущиеся за мерцающими звездочками приближающихся боеголовок. Окружавшие ее чудовища хором завыли.
Лера попятилась прочь от Батона, и что-то тут же схватило ее за лодыжку, в том самом месте, где на коже остался спиралевидный точечный след от злополучного укуса мутанта-Матери еще в Пио- нерске, до отплытия лодки.
Посмотрев вниз, девушка увидела высунувшуюся из земли голову метеоролога Савельева, чьи глаза вращались в глазницах, а лицо бугрилось и растекалось, словно тающий воск.
Из раскрытого рта тянулся длинный шипастый язык, пачкавший кожу Леры липкой паутинообразной слюной. Обезумевшая от ужаса девушка попыталась стряхнуть его, но он неожиданно вывалился из раззявленных челюстей. Голова Савельева с чавканьем взорвалась, до колен испачкав ноги Леры кроваво-сероватыми сгустками.
Прижав кулачки ко рту, девушка громко завыла, наблюдая, как из развороченной массы, откуда пульсирующими толчками на асфальт вытекала бурая кровь, с клокотанием поднимается ее собственное облепленное извивающимися червями лицо…
Лера попятилась прямо на грузно навалившегося Василя, который сбил ее с ног и перевернул лицом к себе. Крепко держа девушку за волосы, он принялся ножом отпиливать ее ухо, второй парой рук срывая с брыкающихся бедер джинсы, рвущиеся на кровавые лоскуты…
Лера закричала и рванулась, скидывая на пол одеяло, и до смерти перепугала мышь, спавшую в ботинке. Потревоженный зверек с громким писком отбежал в дальний конец каюты, недовольно поджав хвост.
— Прости меня, Чученька, — непослушными губами пробормотала Лера, убирая с лица склеенные испариной волосы. — Ради бога прости. Я не хотела тебя пугать.
Девушку бил сильный озноб. Сколько, ну сколько еще это может продолжаться? Она не в силах больше бороться с не желающими отступать кошмарами. Не помогало даже снотворное, которое с помощью Савельева все-таки удалось раздобыть в медпункте. Наоборот, с каждым днем становилось все хуже.
За что ей все это?
Сколько сейчас времени? Сколько она проспала? Поджав ноги и прижавшись пылающим лбом к дрожащим коленкам, Лера зарыдала.
— Я не могу больше так. Пожалуйста, отпустите меня.
С каждым разом кошмары становились все более страшными, кровавыми и жестокими. Настолько реальными, что Лера боялась ложиться спать. На выручку приходила лишь усталость от тревог и пережитых лишений последних дней. Да беседы с отцом Михаилом, которые становились все чаще. Только от них на душе у девушки на какое-то время восстанавливался хрупкий покой.
В колыбельке ты лежишь, тихо носиком сопишь.
Баю-бай, баю-бай…
— Мамочка. Где же вы все?!
Размазав по лицу слезы, кое-как натянув прилипшую к телу тельняшку и джинсы, Лера нетвердой походкой выбралась из каюты, спустилась по трапу и, то и дело задевая головой змеящиеся по стенкам трубопроводы, заторопилась в санузел, чувствуя подступающую дурноту. Едва она, упав на колени, успела откинуть крышку гальюна, как ее безжалостно вывернуло желчью. Подождав, пока пройдет спазм, трясущаяся Лера поднялась, опираясь рукой о стенку, но из-за судороги не смогла справиться с системой клапанов слива фановой воды — босая нога то и дело соскальзывала с педали спуска.
