– Ради чего?! – не поверил я.
– Ради мороженого. Хочу попробовать мороженое, что непонятного?
Через дорогу и через дождь сияли неоновой синевой «Продукты». Я кивнул и указал пальцем.
– Зачем? – спросила Костромина.
– Пойдем, попробуем. Ты же хотела.
– Издеваешься? – спросила Костромина. – Там же только гематоген!
С какой-то даже человеческой обидой, видимо, этот душевный билдинг для нее даром не проходил. Во всяком случае, симуляция удачная, я даже подумал: а может, мне тоже записаться? Все-таки тренер из Москвы, до нас из Москвы редко кто доезжает, сложный случай. Хотя нет, в прошлом месяце народный коллектив из Москвы привозили, разные танцы представляли, вертелись как могли, ножики в пол втыкали, в принципе, интересно. Не люди, конечно, но все равно интересно. Интересно, когда нелюди стараются.
Поэт из Москвы был. Из зала говорили разные слова, например, «рельсы», «лайка», «парашют», а он тут же стихи сочинял, вот такие, например:
Здорово, одним словом, вот так, прямо с ходу стихи сочинить. Я помню, как-то раз Костромина было к стихам попробовала подступиться, только у нее ничего не получилось, хотя взялась она серьезно, взахлеб. Теорию изучала, практику, читала классиков, переводы. Потом сама начала пробовать, целую тетрадку исписала квадратным почерком, долго почитать мне не давала, а потом все-таки не удержалась, принесла вечером тетрадку. Я прочитал уже вечером.
Это было лучшее, это сама Костромина сказала, признавая, что со стихами у нее не получилось. Вообще, свою неудачу Костромина перенесла стойко, сказала, что такое и с великими приключалось, не в этот раз, так в другой сочинится, таланту надо как следует вызреть. Так вот с поэзией получилось.
Кстати, после поэта террариум сразу приезжал. Он вообще тоже приезжает часто, инсектариум два раза был, тоже к.б. весело, кузнечики прыгают, тарантулы. Братья Сиракузовы тогда ночью пролезли, украли яйца тарантула и высидели в инкубаторе, до сих пор к ним в гости никто не торопится. Не то чтобы боятся, просто неприятно, когда тебе за шиворот что-то сползает.
А больше всего мне вот бабочкарий понравился, передвижной, разумеется. Там такая комната была, в которой можно сидеть на стуле, а бабочки на тебя опускаются. Причем там такие непростые бабочки, а у каждой на крыльях буква алфавита. И если повезет, то буквы эти сложатся в слово. У меня, честно говоря, никакого слова не прочиталось. А Костромина вот сказала, что у нее слово «сон» получилось, но вполне может быть, что она и врала, как обычно. Хорошо в бабочкарии, только жаль, всего по десять минут каждому можно, а желающих там посидеть больше, чем времени. Бабочки не какие-то там фаланги…
– Эй! – Костромина постучала меня по голове кулаком. – Бум-бум! Ты куда делся?
– Я здесь.
– Ты что-то про мороженое говорил.
– Да… Мороженое можно попробовать… То есть оно там есть, в «Продуктах».
– Издеваешься? – повторила Костромина.
Ну да, похоже на издевку, разумеется. Попробовать мороженое можно, сколько угодно, в тех же «Продуктах» можно хоть сейчас взять килограмм, сесть на мокрую скамейку и сжевать. Только смысл? Все равно вкуса нет. Никакого. Даже холода и то не почувствуешь. Только губы закоченеют, вот и весь эффект. Так просто резиновые, а после мороженого дубовые, вот и все. Вот и весь вкус. Нет, если выжрать бутылку уксуса, то легкое пощипывание языка, разумеется, ощутишь, а вот мороженое…
– Если ты издеваешься… – Костромина начала мрачнеть и смурнеть. – Если…
– Просто забыл, – сказал я. – Извини. Извини, у меня плохая память, ты же знаешь.
Костромина к.б. успокоилась.
– Ничего, – сказала она. – Это ты меня извини. Я просто давно хочу мороженого. Очень давно. Чтобы только по-настоящему, понимаешь? И Новый год хочу.
– Что? – не расслышал я.
– Новый год, праздник. Чтобы елку нарядить, игрушки, гирлянды.
– Гирлянды?
– Огоньки такие электрические.
Праздник. И электрические огоньки.
– Праздник…
Это когда всем весело.
– Праздник, – кивнула Кострома. – Фейерверк, песни все поют, танцуют. Радость. Слушай, а там ведь раньше никакого мороженого не продавали… В
