Надо было убегать. Спасаться потихонечку. Так полагалось. Красть цветы – это вам не то чтобы… Это вам… Одним словом, если ты воруешь цветы, можешь быть побит разгневанными цветоводами.
Я вытер руку о комбинезон и побежал прочь к.б. с грустью в сердце.
– Стой, – равнодушно крикнули со стороны дома.
Так крикнули, для порядка, кричавшему было совершенно все равно, остановлюсь я или нет, он просто отрабатывал свою роль, а я отрабатывал свою. Я поспешил, сделал спиной вид, и тут же грохнуло. Цветочник стрелял по мне из ружья, все как полагается. Жвырьк над головой, пороховой запах, и еще серебро.
Приятно. Я читал, что раньше, когда люди лезли воровать яблоки или другие ценные фрукты, по ним стреляли солью, такова традиция. Вот по мне теперь тоже стреляют, я теперь тоже почти как человек. Не солью, конечно, серебром. Серебряной дробянкой.
Больно не было, но я прекрасно понимал, что ничего хорошего в этом нет. Конечно, вупа серебром убить нельзя, я уж говорил, ну, разве что посадить его в бочку и этим серебром сверху залить. А так…
Так чешется. Очень сильно. Просто очень. Если учесть, что дробь попала не совсем в приличное место…
Одним словом, бежал я гораздо быстрее, чем обычно.
Прибежал домой. Костромина и Кузя уже ушли, дома было пусто и никак. А мне хотелось поговорить, то ли от дроби, угодившей в меня, то ли от чувств. Но не с кем. Хотел посидеть, но оказалось, сидеть щекотно и нельзя, поэтому лег на живот и стал думать. Что со всем этим делать. То есть как, собственно, выковыривать. Если врастет, будет дальше жить совсем неудобно, как ни сядешь – жжение, а то может и загноиться, тоже неприятно. Так что лучше выковырять. Пинцетом или ножом. А может, вилкой. Хорошо, что Костромина ушла, а то перед ней неудобно было бы. Ходил за цветами для любимой и вроде бы пострадал за любовь, однако пострадал столь ироничным способом, что лишний раз и не вспомнишь.
Я взял небольшое обычное, не электронное, зеркало и завел его за спину. Оказалось, что эта часть корпуса отражалась вполне неплохо. В отличие от лица.
Глава 10
Звезды Нептуна
Про дельфинарий мне Лужицкий сообщил. Рассказал.
Заявился с утра в субботу, как всегда, рано, но почему-то с лопатой. Вошел, упал на пол, некоторое время лежал лицом вниз, потом перевернулся на спину, лопату из лап не выпустил, наверное, хочет казаться оригинальным. И этот туда же. Наверное, думает, что этим он привлечет к себе внимание Светы и в ее лице всего человечества.
Я его спросил, зачем ему эта грязная и отвратительная лопата, а он посмотрел на лопату и сказал, что не помнит. Задумчиво так посмотрел, потом сунул ее мне. Хочет быть оригинальным.
– Дельфинарий приезжает, – сказал он.
– Как? – не расслышал я.
– Дельфинарий, – повторил Лужицкий. – То есть он уже приехал, сегодня первое выступление.
Он снова взял лопату и стал ее сворачивать. То есть не всю лопату, а лезвие, туда-сюда, туда-сюда, в рулон. Нервничал к.б. немного, видимо. Или задумался.
– Дельфинарий?
– Ага. Рыбы такие дрессированные. Прыгают там, мячами жонглируют.
Лужицкий лежа подпрыгнул несколько раз, опять согнул лопату, лопата не выдержала, сломалась, Лужицкий выкинул ее в окно.
– Дельфины – это животные, – поправил я. – Не рыбы. Они просто дыхание задерживают.
– Вот я и говорю, – кивнул Лужицкий. – Животные подводные и тренер вместе с ними. Показывают представление в старом бассейне. Ты ведь бывал в старом бассейне?
– Бывал.
Ходили с экскурсией, смотрели, как раньше спортом занимались. Кстати, бассейн назывался «Дельфин», там они и на стенах были нарисованы, черные и улыбающиеся. А теперь вот настоящие дельфины приезжают. Значит, надежда есть.
– Туда уже воды налили и стены покрасили. Тренер вчера тренировку произвел.
– Тренер? – спросил я.
– Ага, – кивнул Лужицкий.
– В смысле, человек? – тупо спросил я.
– Конечно, человек, – ухмыльнулся Лужицкий. – Что ж ты думаешь, кто-то из нас может научить дельфина?
Это точно. Дельфин нас к себе на пушечный выстрел не подпустит.
– Дельфинарий на две недели приезжает, между прочим, – сказал Лужицкий. – Вход свободный, в приличной одежде и сапогах. У тебя есть приличная
