Дерево дрогнуло. Еще секунда…
Воздел глаза к небу. Ну, бог из машины должен спуститься в сияющей колеснице и спустить мне сверху веревочную лестницу, отделанную бриллиантами.
Но небеса были как-то равнодушны, видимо, я их слегка прогневил своей гордыней и наглостью. Надо наглеть скромнее…
Движение! Опять в глубине, между деревьями, что-то шевельнулось, полунамек на тень, полудвижение, не знаю, мне почудилось, что там кто-то даже есть.
И вдруг я услышал странный звук. Я перевел глаза с неба на землю и увидел ежа. Он сидел возле дерева. Как большая собака. И скулил. Именно скулил, глядел в небо и выл, будто там плыла луна, а он был волком. Жалостно выл.
Жалеет. Ну, что жратва пропала. Как крокодил – льет слезы о своих жертвах.
Еж хныкал все громче и громче, а потом и совсем – лег на спину, вывалил свой уже не очень длинный черный язык набок и заплакал.
Странное поведение…
Может, зверь раскаялся? Может, он решит меня выручить? Может, мой вид пробудил в нем лучшие чувства? Может, гигаеж исправился?
Меня ждало разочарование. Из-за самой толстой сосны показалась Аврора. Ах, Аврора, Аврора! Прибывает всегда в самый последний момент. Что за черта? Наверное, ценит античные трагедии. Надо будет искоренить…
Появилась, «плакса» наперевес, а куртки моей нет. Почесала в задумчивости лысину, посмотрела на меня, спросила:
– Жуткин, это ты?
Я гордо промолчал.
– Аут, я тебя спрашиваю! Это ты?
– Нет, это не я! Это мой брат! Я им из рогатки выстрелил, а он сюда прилетел и завяз! Конечно же, это я!
– Ну, да, трудно обознаться. Весь в грязи, весь воняешь… Слушай, ты там говорил, что каждый буканер должен уметь громко рыгать?
Я промолчал.
– Ну-ка, Жуткин, давай! Рыгни! По нашему, по-буканерски! Чтоб иголки с деревьев посыпались! Чтобы Вселенная содрогнулась!
Издевается. Она издевается. Ну и правильно. Я бы тоже издевался, если бы нашел ее в трясине.
– Давай, Жуткин, рыгни! – призывала Аврора. – Если ты не рыгнешь по-буканерски, я тебя не буду спасать. Вернее, буду, но потом, когда ты утонешь. А это не очень приятно.
Вот так так… А может, у меня сейчас настроения нет? А может, я сейчас не в голосе? Когда она тонула, я, между прочим, не издевался, а спасал ее.
Хотя выбирать мне особо не приходилось, завяз я уже хорошо, по самые уши. Еще чуть – и не смогу дышать.
Я напрягся, собрался с духом, набрал побольше воздуха и громко, от души рыгнул. Как пароход в тумане.
Сосна треснула. И привалила ежа во второй раз. Одни лапы торчали. Так ему и надо, бестолковому.
– Браво! – Аврора похлопала в ладоши. – Теперь ты всем сможешь рассказывать, как убил своей отрыжкой гигантского ежа. Знаешь, Жуткин, мне кажется, это самый выдающийся поступок в твоей жизни. Гордишься?
Я не ответил, грязь бултыхалась уже в непосредственной близости от ноздрей.
Потом Аврора уронила на меня длинную палку. Сначала я вцепился зубами, и Аврора вытащила меня до плеч, и я смог вырвать руку, и схватиться за палку уже рукой. Дотянулся уже до поваленной сосны, и дальше все пошло как по маслу. Выбрался.
До чего же приятно было ступить на твердую почву!
Я был грязен и весел, мне хотелось петь, но я воздержался от музицирования.
– Заметь, – сказала Аврора, – я опять тебя спасаю. Уже в четвертый раз. А какая польза от тебя?
– Огромная, – я принялся стряхивать с себя грязь. – Просто чудовищная польза! И спасла ты меня всего два раза, не преувеличивай свои заслуги. Я тебя тоже спасал… и спасу в будущем. Неоднократно. Я, может, весь мир спасу.
– Ну-ну… Ты дотрагивался до этого дикобраза?
– Это еж, – поправил я. – Неизвестный науке вид, гигантский еж Уткина!
– В честь Уткина назван потому, что чуть не отъел Уткину голову?
Я хмыкнул.
– Ты его «плаксой»? – Я указал на ежа.
– «Плаксой». Двойной разряд. Проваляется еще долго.
– Как ты меня нашла? – спросил я.
– Тебе это не нравится? Ты предпочел бы, чтобы тебя нашел еж имени тебя?
– Ну…
