неделю этих руконогов было больше сотни, и они сожрали половину поголовья овец в штате. Такие же щупальца…
– Этот был черным, – удивительно точно сообщила Аврора. – Не розовым. И это… Это не руконог.
Это МоБ.
Но вслух я это не сказал.
– Кто же это?
Мы с Авророй дружно пожали плечами.
– У вас ведь приемника в лодке не было?
– Нет, – Деревянский помотал головой, – я как-то не люблю все это… Рации, телефоны, гиперпередатчики… Моя бабушка считала, что от электричества человек тупеет, а от радиоволн вообще глаза лопаются. Я люблю тишину, в ней лучше творится… Поэтому я безо всего путешествовал.
Деревянский вдруг вскочил с энтузиазмом.
– Слушайте! А вдруг это мобильное бешенство?!
Мобильное бешенство у нас, как чахотка в девятнадцатом веке. Популярное заболевание. Ну что ж, он первым начал, никто ему язык не оттягивал.
– Вряд ли, – Аврора пожала плечами. – Я ничего не слышала…
– Может, и МоБ, – поддержал я Деревянского. – Последний случай зафиксирован больше года назад, и недалеко отсюда, между прочим. А МоБ чрезвычайно заразен… Вот однажды мы с классом на Плутон летали, ну, на экскурсию, смотреть на красоты всякие, сувениры от скал откалывать. А на обратном пути на камбузе сальмонелла развелась. Сначала один заболел, а уже через два дня весь корабль из туалетов не вылазил. Я в свое время даже предлагал организовать комическую реконструкцию этого происшествия, название даже предлагал – «Поносный Рейс». Но Магистр отклонил мою заявку…
– Лучше бы он тебя отклонил, – буркнула Аврора.
– Я все это к тому, что бешенство могло уже разлететься по планете. Оно, может быть, уже вокруг, рыщет…
Мы все взглянули на ворота.
– Так… – протянул Деревянский. – Так, значит… МоБ… А где наша любимая Карантинная Служба?
Аврора хихикнула.
– Что?! – насторожился Деревянский.
– Да так, это я о своем. У Карантинной Службы свои проблемы, они раньше чем через три дня не появятся.
– Они вообще не появятся, – заявил я.
– Не слушайте его, – тут же начала Аврора. – Он слишком много болтает. У него в голове гайка.
– Как это? – удивился Деревянский.
Я хотел строго возразить, однако решил послушать, что будет обо мне нагло врать эта персона.
– Его отец любил работать на токарном станке, – выдала Аврора. – Любил вытачивать разные мелкие предметы. И вот однажды он вытачивал гайку, а маленький Аут играл неподалеку…
Нет, все-таки она не совсем безнадежна. Некоторая фантазия есть. Впрочем, это она от меня понабралась. Моя личность излучает слишком мощные энергетические токи, они пронизывают все окружающее пространство, в том числе и Аврору. И изменяют к лучшему.
– И вот гайка выскочила, ударилась в потолок, а затем прямо в голову Аута. Никакого вреда она ему не причинила, но из головы ее извлекать не стали, так до сих пор и болтается. Поэтому и болтливость.
И Аврора ехидно мне подмигнула.
– Это правда? – Деревянский был потрясен.
Нет, все-таки художники странный народ. Кругом разворачиваются на редкость пугающие чудеса, хляби небесные разверзлись, может, через какие- нибудь полтора часа нас тут вообще смоет, и вообще мобильное бешенство, того и гляди зомбаки в дверь начнут ломиться, а живописец Деревянский поражается, что у меня в голове якобы скачет гайка.
– Правда, – сказал я. – Только не гайка, а маховик. Папа тогда маховик для часов вытачивал. Теперь у меня в голове маховик, иногда так и вертится, так и вертится. И точно к языку привязан он. Как маятник.
В подтверждение этой загадочной связи я выставил язык и хаотически им поболтал.
Аврора устало вздохнула.
– В Англии каждые пятнадцать лет человека убивает гайкой, – сказал я. – Это довольно распространенное событие.
– Знаете, а тут ведь какое-то противоречие… – сказал Деревянский.
Он принялся бродить по избушке туда-сюда и чесать голову, видимо, с гигиеной у него были нелады.
– Это на самом деле не противоречие, – промурлыкала Аврора, – у нашего друга Аута в голове маховик…
– Нет, я не про маховик, – махнул рукой Деревянский. – Я про бешенство. Тут ведь явное противоречие…
