Потолок вспучился. Прямо посредине выпирал железный пузырь, выглядевший весьма неприятно, казалось, что он вот–вот лопнет и прольется расплавленным металлом. Кроме того, по стенам пошли трещинки, похожие на мелкую паутинку, пол чуть скособочился, и все, что могло катиться, скатилось к левой стене.
Дрюпин, сильно хромая, подошел к двери. Дернул за ручку, дверь не открылась. Дрюпин крякнул и навалился на дверь плечом.
С тем же успехом.
— Так и знал, — сказал из под стола Клык. — Дверь заклинило. Теперь мы умрем от голода. То есть вы умрете. То есть Дрюпин, конечно, умрет.
— А вы, значит, не умрете? — спросил Дрюпин.
— Ха, — сказал Клык.
Он постучал себе по плечам и по груди, издав сухой хрустящий звук.
— Сушеная кукуруза, — сказал он. — Я всегда ношу с собой, так, на всякий случай. Мы с Сиренью будем питаться кукурузой, а ты умрешь от голода.
Клык подмигнул Дрюпину.
Тот растерянно поглядел на меня. Я пожала плечами.
— А Дрюпин пусть ботинками питается, я ему отдам.
Клык щелкнул каблуками.
Дрюпин насупился.
— А что? Ботинки у меня из настоящей кожи, пускай он их жует. Ему вообще то худеть надо.
— Ну, все, — Дрюпин направился к Клыку. — Этот калека меня сильно утомил. Сейчас я с ним немного разберусь.
— Давай! Бей инвалида! — заорал Клык так душераздирающе, что Дрюпин остановился.
Он в сердцах плюнул на пол и отступил.
— Дверь точно заклинило? — спросила я.
— Точнее не бывает.
— У меня очень вкусные ботинки, — сообщил из под стола Клык. — Главное, тщательно разжевывать. Попробуй, Дрюп! Я же видел, ты давно к ним присматривался…
Но Дрюпин уже не стал обращать на него внимания, вернулся к двери.
— Замок в порядке, — сказал Дрюпин. — Петли тоже. Перекосило раму. Домкрата у тебя, конечно, нет?
— Как же, как же, две штуки под диваном. Дрюпин, что за тупые вопросы…
Я достала зеркало, поглядела.
Лучше бы я в него не глядела. То, что я увидела, мне опять не понравилось. Нос был сильно скорябан, и фонарь тоже имелся, губа разбита, а на лбу странный отпечаток в форме гайки.
— Без домкрата… — Дрюпин оглядел комнату. — Можно попробовать вынести диваном.
— Давай попробуем.
Мы попробовали. Диван оказался тяжеленьким. Мы откатили его от стены и установили напротив двери. Плюсом было то, что у дивана оказались колесики.
— Если удастся его хорошенько разогнать… — нахмурился Дрюпин.
Разогнать диван не удалось. Нет, мы его, конечно, разогнали и даже треснули им пару раз в дверь, однако последствия это имело печальные — во– первых, диван немного сломался, во–вторых, Дрюпин вывихнул себе палец на правой руке. Клык, как всегда, комментировал наши действия из под стола. Надо отметить, иногда эти комментарии были весьма едкие, в частности, вывихнутый дрюпинский палец он связал с бесспорной личной нечистоплотностью Дрюпина.
— Это воздаяние, — сказал он. — Так будет с каждым лунатиком, злоупотребляющим ковырянием в носу. Он у тебя еще и отсохнет. Посинеет, потом почернеет, однажды проснешься — а пальца то и нету.
Дрюпин промолчал и стал думать.
Я не мешала ему. Сначала я хотела немного прибраться, но потом подумала, что не буду этого делать — комната стала совсем неприятной, и я решила переехать. Боксов много, выберу новый, стану жить.
— А потом и на руку перекинется, — вещал из под стола Клык, — дойдет до локтя, тогда уж не отвертишься, повезут тебя по дорожке ухабистой, под печальную музыку, узнаешь тогда…
— Непонятно… — сказал задумчиво Дрюпин. — Ты не слышишь?
— Тихо вроде.
— Да нет, пахнет ведь.
