— Хорошо, — Зимин отправился в кухню.
Он посидел, прислонившись к холодильнику. Затем достал мятный сироп, тоник, лед, смешал, пшикнул из сифона. Вернулся к Ларе.
Лара все так же лежала на подоконнике. Она перебирала тонкие желтые листки, разглядывала их на просвет, сгибала.
Зимин сунул ей стакан шипучки.
— И что? — спросил он. — Похоже, что письма какие то. Личные, видимо, иначе их не стали бы в обложку вклеивать. Прочитала?
— Нет пока. Очень все это странно…
— Я скоро от слова «странно» вздрагивать начну, — сказал Зимин. — Все вокруг сделалось так странно, что иногда хочется танцевать.
— Нет, это действительно странно. Я еще толком не читала, но это письма к какому то Пашке.
— К Пашке?
— Ну да.
— И что? Ты знаешь какого нибудь Пашку?
Лара задумалась.
— Нет вроде. А ты?
Зимин промолчал.
— Они подписаны, — сказала Лара. — Они подписаны…
— Неужели это тайная переписка Тура Хейердала? — перебил Зимин. — Тогда это бесценная вещь! Кокосов отдаст за эти письма собственную почку! Всем известно, что Тур Хей–ердал обнаружил на острове Пасхи некие порталы в параллельные вселенные, а это наверняка зашифрованные карты…
— Они подписаны СЛЛ, — закончила Лара.
— Это, безусловно, все объясняет, — продолжал резвиться Зимин. — Письма подписаны СЛЛ. Безусловно, буква «Л» в данном контексте означает «Люцифер», то есть несущий свет. В традиции ордена иллюминатов…
— Ты что, не видишь? — шепотом спросила Лара. — Ты совсем ослеп?
Она сунула под нос Зимину лист пожелтевшей бумаги.
Бумага как бумага. Исписана от края до края, почерк красивый, пожалуй, с завитушками, которые показались Зимину знакомыми…
— Не узнаешь?! — спросила Лара. — Неужели ты не узнаешь?!
Зимин не узнавал. Он смотрел на тетрадные листы в клеточку, на буквы, складывающиеся в слова, и никак не мог понять, что он должен узнать.
— Это же мой почерк, — негромко сказала Лара. — Мой. Один в один просто. Зимин, неужели ты забыл мой почерк?
Зимин выхватил лист. Почерк был действительно похож. И он действительно его почти забыл, потому что давным–давно не получал настоящих, живых писем. Сам не писал, и Лара не писала.
— Докатились, — выдохнула Лара. — Интересно, откуда тут мои письма?
Она стала читать.
— Я его убью, — неприязненно сказал Зимин.
— Кого? — не отвлекаясь от письма, спросила Лара.
— Кокосова. Моховикова… Короче, этого героя, достал он меня. Слушай, Лар, мне кажется, это шутка такая…
— Не мои письма, — Лара свернула бумагу, сунула ее в тетрадь, тетрадь вручила Зимину. — Почерк похож, а письма не мои. Про какого то Пашку…
— Про Пашку? Ах да, я ж читал…
— Знакомое имя?
Зимин пожал плечами.
— Тоже из области редакторской правки. Парцифаля на самом деле звали Пашка. Но у редактора имелось свое видение, ему Пашка слишком простецким показался. И он предложил сократить Парцифаля не в Пашку, а в Перца. Перец это, видите ли, с какого то древнего означает «идущий напролом», что весьма подходит герою. Ну, я…
— Ну, ты не стал ломаться и согласился, — закончила Лара. — Похоже на тебя, дружочек.
— Согласился, да. А что, мне было надобно бороться?
— Может быть. Хотя тебе видней. Был Пашка, стал Перец, одним словом, Парцифаль. А вообще, этот Кокосов интересный человечек, может, ты нас познакомишь?
— Нет, — отрезал Зимин. — Он же псих, неизвестно, что у него в голове. А может, он с оружием ходит?
— Да. С пулеметом в кармане. А еще он наверняка гипнотизер! Ввергает в транс!
Запиликал телефон. Он задребезжал и пополз по подоконнику к краю. Лара поймала и начала разговор про морковь.
Зимин слушал некоторое время, потом отправился на кухню, запустил компьютер и связался с Евсеевым.
