Холодные черные глаза были еще более черными, отрешенными, в них искрилось болезненное… отчаяние. Ерунда… ему показалось!.. Или нет?
– Здравствуй, Динорада…
– Здравствуй… – мелодично произнесла она.
Он не знал, что говорить.
– Как мне тебя называть? Иниханта?
Она вздрогнула, но тут же взяла себя в руки.
– Называй, как тебе нравится, – ответила холодно. Раньше Динорада была огнем с ледяными глазами, а сейчас – куском льда с отсутствующим взглядом. Ее отчужденность неприятно давила на нервы.
– Мне нравится – Дин. Ты не возражаешь?
Ему на самом деле очень нравилось так ее называть: нежно, звонко – словно звук колокольчика, она же это сокращенное имя ненавидела и раньше наверняка запустила бы в него предметом, случайно попавшим под руку. Эрси ожидал чего угодно: крика, укола злым словом, запрета… но не безразличного пожатия плечом и короткого:
– Не возражаю…
Снова молчание.
– Может, присядем? – предложил он.
Они оба сели в мягкие кресла Эбонадо, и Эрси принялся терзать коричневую бахрому накидки подлокотника.
– Возвращаешься в Первый Круг?
– Нет.
– Ты же не утратил Дар?
– Нет.
– Значит, не Первый? Так тебя хотят наказать? Второй? Третий Круг?
– Ни Первый, ни Третий и даже не Шестой… Я не собираюсь возвращаться!
– Что это значит? – Она удивленно выгнула бровь.
– То, что я сказал, Дин…
– Тогда зачем ты здесь?
– Спроси у Эбонадо. Будь моя воля, я был бы за сотни миль отсюда.
– Так ты не сам пришел?
– Нет, конечно.
– Хм… Насколько я поняла намерение Атаятана, он хочет во что бы то ни стало вернуть тебя. А убивать тебя запретил, так же как и Архитектора, Мастера Путей и Мастера Огней. Ты в четверке его избранных…
Эрси не ответил, так как это было ему неприятно. Разговор не клеился, он говорил словно не с Динорадой, о которой в последнее время так часто вспоминал, а с совершенно незнакомой, чужой ему женщиной. И он решил спросить в лоб:
– Скажи, Дин, ты довольна? Ты счастлива? Ты не сожалеешь?..
– А что можно изменить?.. – спросила она устало и обреченно, как утратившая всякую надежду.
– Так, значит, сожалеешь?
– Помнишь тот день, когда ты впервые рассказал мне?..
Он помнил. Помнил, как шептал маленькой, до безумия привлекательной для него женщине, с такими красивыми черными глазами, страстные признания в постели: о том, что она его увлекает, о том, что он готов ради нее пойти даже на преступление, о том, что хочет поделиться с ней властью… И находил заинтересованный живой отклик в ее взгляде. Слова: «власть», «сила», «могущество» заставляли ее сердце биться быстрее, он слышал это биение, и, обманывая себя, думал, что его – Годже – близость тоже оказывает влияние на этот ритм… Надеялся, что прекрасная Динорада хотя бы немного его любит.
– Прости меня, Дин… Прости…
– Я не обвиняю тебя… – печально произнесла Динорада, и он заметил, что на длинных черных ресницах, полуприкрывающих сейчас глаза, дрожит и поблескивает слезинка… Она сорвалась, упала маленьким бриллиантиком. Эрси проследил взглядом, как слеза разбилась о голубой шелк платья на колене Динорады… – Я получила то, чего хотела. Я скажу тебе – спасибо… И еще скажу – возвращайся!..
С этими словами, сказанными холодным и равнодушным тоном, несмотря на несколько оброненных слез, она встала, призывая туман…
– Постой, Дин!.. – тоже вскочил он. – Погоди! Я скучал…
Она не удостоила его взглядом. Туман стал гуще, и искры в нем засверкали чаще. Она ушла… Эрси упал в кресло.
Прямо перед вторым креслом, в котором только что была Дин, появился Эбонадо и присел, рассеивая движением своего тела остатки молочной дымки
