– Да… но не называй. Я закончил на сегодня и в конце дня хочу побыть просто Ужвином Хайшо… Так что, прошу, не называй…
Идай пожал плечами:
– Как пожелаешь…
А Потфар отвернулся и зашагал к своему небольшому, наскоро сооруженному домику, где он жил в последнее время. Идай знал, что Хайшо злят неудобства, в которых тот вынужден был работать, он также знал, что такая работа на господина отнимает у Потфара много сил, но сейчас время терпеть и прилагать усилия – придет еще время править!
Идай Маизан должен был вернуться сегодня к Атаятану-Сионото-Лосу, он проверил кузни, и это место, где работал Потфар с Целителями. Посетил он также особое место, где Мастера Роста, Целители и Музыканты пытались создать совершенно новое существо, имеющее крылья… Работа продвинулась, хотя существо не проживало больше трех дней. Идай был уверен, что приложи руку к творению Годже Ках, и оно не просто жило бы дольше, а стало бы практически бессмертным!..
Идай, немного помешкав – до сих пор это не давалось ему легко, – призвал Дар Перемещений, Дар из Второго Круга. Почувствовал чужую тонкую нить Силы. Молочный искрящийся туман окутал его, и уже через мгновение он стоял перед входом в зал Атаятана-Сионото-Лоса.
Пантэс набрал полную грудь воздуха, готовясь предстать перед господином, и открыл дверь.
Атаятан-Сионото-Лос царственно сидел на золотом престоле посреди белоснежного зала, позади него в огромном окне всходило солнце, создавая сияющий ореол вокруг головы Древнего – величественное зрелище. Глаза Атаятана-Сионото-Лоса были неподвижны, как и он сам. Рядом с ним стоял Бинк Лийталь, юный белокурый Музыкант из Второго Круга Динорады Айлид, который помогал пробудить Эт’ифэйну. Лийталь играл на арфе, не поднимая глаз и не замечая, что творится вокруг.
– Он не здесь… – услышал Идай негромкий голос Атосааля.
Бывший Верховный стоял сразу за сиденьями Первого Круга. Рядом с ним – нервно озирающийся, невысокий светловолосый человек, в котором Идай чуть погодя узнал Годже Каха. Ках без своей косы – так же неузнаваем, как Идай без бороды. Бороду Идай снова отращивал, но она все еще была очень коротка.
– Он путешествует?.. – так же тихо спросил Идай. Господин пользовался Путем Тени.
– Да. И уже давно… Похоже, мы не дождемся сегодня его возвращения. Придется прийти завтра.
Они втроем направились к выходу, и только когда массивная белоснежная с золотым дверь в Зал Древнего осталась позади, Идай поздоровался с Кахом:
– Приветствую тебя, брат. Рад, что ты вернулся.
Тот, к удивлению Идая, лишь скрипнул зубами, а Атосааль ухмыльнулся.
– Мне нужна твоя помощь, – вновь обратился Пантэс к давнему своему соратнику. – Грайлы живут лишь три дня после создания. Я уверен, что твоя чистая Сила могла бы это исправить…
Глаза Каха округлились:
– Грайлы?!
Эбонадо прыснул со смеху, что совершенно не пристало такому солидному человеку.
–
– Нечто, что может летать… и убивать… – ответил Атосааль. – Работа – как раз для тебя…
– Какая-то гадость вроде смаргов?!
– Да…
– Да?! Я тебе еще раз повторяю, Атосааль, лучше будет, если ты меня прирежешь прямо здесь и сейчас!.. Я даже думать не хочу об этих твоих грайлах! Даже думать не хочу!!! Меня сейчас вырвет!!!
Он и в самом деле позеленел. Идай даже остановился, изумленный реакцией Годже Каха. Целитель лишился ума? Эбонадо Атосааль положил Каху руку на плечо и исчез – переместился вместе с ним.
Идай вздохнул. Работа на сегодня закончена, а он совершенно не устал, он полон сил и энергии, способен сворачивать горы… Пантэс направился в свои покои. Ходить ему нравилось больше, чем перемещаться – последнее приводило в некоторое смятение: он терялся и несколько мгновений не мог прийти в себя после использования чужого Дара. Его же собственный Дар, изначально направленный на работу с эффами, изменился. Всех существ, создаваемых Атаятаном-Сионото-Лосом, он чувствовал так же, как псов Древнего когда-то, именно поэтому господин поручает ему такую важную работу.
Покои Идая Маизана в этом дворце были несравнимо больше, чем его комнаты в Обители Мудрецов. И несмотря на некоторую нехватку мебели, здесь было более величественно. Сами стены – белоснежные с золочеными рисунками, дышали красотой, силой, влекли, словно домой… Хотя иной раз Идай Маизан просыпался посреди ночи и ему казалось, что белый мрамор, размягчившись и превратившись в кисель, обволакивает его, перекрывает дыхание, погребает, давит… Обернув его, будто саваном, мрамор вновь твердеет, и он оказывается погребенным заживо, без способности пошевелиться или хотя бы издать звук. Белая масса проникла в его рот, нос, уши, заполнила его изнутри, затвердела, остановив его кровь, остановив биение сердца, но он жив, он
