– Погоди, погоди… – Я спрыгиваю вниз, натягиваю берцы. – Этот чудик…
– К окну не подходи! – Костыль дергает меня за руку. – Надо погранцов звать. Давай долби в решетку, я послежу за ним.
Я пинаю по каркасу двери, и в этот момент раздается громкий скребущий звук, а за ним – еще один и еще.
– Это что такое? – Я поворачиваюсь к Костылю. – Как будто мыши…
– Ага, мыши. – Он отступает спиной к двери. – Мыши величиной со слона…
Звуки усиливаются. Я чувствую, как бетонный пол под ногами слегка подрагивает. Костыль отталкивает меня, трясет решетку, кричит в темноту коридора:
– Эй, часовой! Подъем! Тревога!
А потом на полу под окном появляется дырочка, маленькая, величиной с пятирублевую монетку.
Я сжимаю пальцами холодную решетку двери и почему-то осипшим голосом спрашиваю:
– Что… это?
– Сейчас сам увидишь, – отзывается Костыль и с новой силой принимается орать: – Тревога! На помощь! Пожар! Горим!
Про пожар – это он хорошо придумал, люди в массе своей инстинктивно боятся огня и всегда реагируют на слова «пожар» и «горим».
Дырочка в полу под аккомпанемент скребущихся звуков становится все больше и больше. Вот она уже размером с блюдце, а вот – с суповую тарелку. И теперь я вижу, что в ней, в глубине, ворочается что-то блестящее, похожее на сделанную из обливной керамики лопатку, усеянную по краю короткими и толстыми черными коготками. Лопатка двигается вверх-вниз, вверх-вниз, и с каждым движением коготки отламывают, отскребают кусочки бетона, причем с такой легкостью, как будто это пенопласт.
– Они что, сдохли все, что ли? – оборачивается ко мне Костыль. Я отчетливо слышу в его голосе истерические нотки. Это новость – мне всегда казалось, что у Костыля в принципе нет страха ни перед чем, да он раньше никогда и не позволял себе проявить страх, показать, что чего-то боится.
А вот сейчас он боится, и боится сильно. Его уже буквально трясет, даже в тусклом свете лампочки видно, как он побледнел.
Лопатка в ямке все скребет, дыра стала такой, что пролезет человеческая голова. Время от времени там еще появляются какие-то усики, что-то поблескивает, похрустывает, и от этого похрустывания сердце уходит в пятки. Тлинкл все так же торчит в окне, и его мерзкие глазища смотрят на нас с безучастностью видеокамеры.
– Чё орете? – наконец-то доносится из глубины коридора недовольный голос. Следом слышится шарканье подошв, и на пороге появляется заспанный охранник с помповым ружьем в руках. – Ну и какой тут у вас пожар? – почесываясь, спрашивает он. – Чё, не спится? Я вот сейчас выключу…
Он осекается на полуслове и смотрит на тлинкла, потом сразу севшим голосом произносит:
– Э, мужики, это чё такое?!
– Потом объясним, – машет рукой Костыль. – Открывай скорее, иначе… видишь? – Он указывает на дыру в полу, из которой уже лезет что-то суставчатое, покрытое щетинками, поскрипывающее при движении…
– Твою мать! – Охранник мотает нечесаной головой, сует между прутьями решетки ствол своей помпухи и палит по пролезающему в камеру существу. От грохота выстрела закладывает уши, картечь с сочным визгом рикошетит от бетона.
– Дверь! – почти рыдает Костыль, тряся решетку. – Открой дверь, падла!! Стрелок херов!!
Охранник звенит ключами, никак не может попасть в замочную скважину. Я смотрю на то, что выбирается из дыры. Выстрел никак не повредил этому… этой… очень сложно подобрать правильное местоимение, когда не знаешь, с кем или с чем имеешь дело. Больше всего оно похоже на помесь паука или краба со средневековым рыцарем. Сейчас этот «рыцарь» уже наполовину выбрался из дыры, и весь десяток его многосуставчатых конечностей тянется к нам, щелкая клешнями и скребя когтями бетон.
Наконец дверь со скрипом открывается. Тлинкл в окне неожиданно исчезает, словно его и не было вовсе. Костыль, оттолкнув охранника, первым выскакивает в коридор, я – следом.
– Закрывай! – орет Костыль.
Охранник трясущимися руками поворачивает ключ, и в этот момент из плоской керамической башки «рыцаря» вылетает длинная белая… я даже не знаю, как это назвать – кишка? – и вонзается в голову пограничника. Он начинает биться в судорогах, во все стороны летят брызги крови. Звякает упавший дробовик. Я хватаю оружие, навожу ствол на «рыцаря», жму на спусковой крючок. Гремит выстрел.
– Дурак! – орет Костыль, хватает меня за шею и тянет прочь. – Этой пукалкой ты их не остановишь! Бежим!
Мы ломимся по коридору, а навстречу нам бухает сапогами дежурная смена погранцов. Костыль поднимает руки, бросает мне на ходу:
– Ствол брось!
Это логично, я роняю дробовик, выставляю на всеобщее обозрение ладони – мол, мы пришли с миром. В коридоре царит полумрак, его освещает единственная лампочка, под которой мы сейчас и находимся. Думаю, охранники должны разглядеть, что мы без оружия.
– Стоять! – рявкает чей-то уверенный голос. – Лицом к стене.
– В камере ворф! – кричит Костыль. – Это штурмовая группа инсектоидов! Поднимайте заставу!
