месяцев в госпитале. С апреля 1944 г. снова в армии. Крови пролито много. Вшей покормил вдоволь – но ни одной награды.
…г-н Чубайс на всю страну утверждает: 'Пусть выживет сильнейший!'
Этот волчий закон хорош для шахтёров (тогда они раскольнически шли на сговоры с правительством Ельцина. – Ю.В.) и предпринимателей всех мастей, но не для врачей, учителей, пенсионеров и вообще всех остальных, в т.ч. и армии.
Г-ну Шумейко как-то сказали, что раньше цены были очень низкие, на что он ответил, что и зарплаты были символические.
Докладываю: в 1941-м, перед войной, я, 17-летний рабочий на заводе, получал сначала 450 руб., потом 650 руб.
На базаре картошка была 3 руб. (мера: 16 кг), мясо было 3 руб. кг. Подсчитай, что чего и сколько я мог купить на эти деньги.
Плохо было с промтоварами. Это было.
Но я был сыт. Я не думал о том, что буду кушать завтра. И дети мои почти даром посещали д/сады, были в п/лагерях, даже на черноморском побережье.
Попробуй сейчас!
Т.Власов! Написал тебе просто так, от души. Накипело, а поделиться не с кем. Извините за почерк. Руки больные. Прошу прощения за текст.
Даёшь новые интересные публикации, только без 'тирании' в прошлом.
г.Волгоград. ШешинН.И' [77].
Нравится нам или нет, но смерть Сталина убедительно показала любовь народа к нему, а последующие десятилетия лишь подтвердили сей факт с неизменностью. У народа своё понимание руководителя. Оно в корне расходится с пониманием интеллигента, и тем более прозападно настроенного. Народ определяет своё отношение от буден жизни: справедливости труда, забот, надёжности существования, наименьшего произвола властей, невозможности жировать преступникам и махинаторам от власти и ворам, то есть всей тяготы жизни.
По смерти Сталина к мечу жадно и нетерпеливо потянулось сразу несколько рук, рукоять ухватила рука не национального вождя. Да и откуда ей было взяться там… национальной?…
Грозная тень вождя с недоумением взирает на нас из прошлого. Тот ли это народ, с которым он возродил великую дежаву, сломал хребет гитлеровской Германии, выстоял перед 'атомным' шантажом заросшей салом Америки?…
Неужели вся история людей – это только метания из одной крайности устройства жизни в другую?
2 ноября 1917 года (по старому стилю) бывший военный министр Александр Иванович Верховский напечатал письмо в горьковской 'Новой Жизни', которая тогда прочно и надолго заняла противоленинскую сторону:
'Я глубоко возмущен тем, что меня, не спросив, включили в список министров (Совет Народных Комиссаров. – Ю.В.). Ни в какие соглашения с большевиками я не пойду, так как люди эти, всё обещая, ничего не дадут. Вместо мира междоусобная война, вместо хлеба – голод, вместо свободы – грабежи, анархия и убийства.
Мир может дать только правительство, признанное всей страной. Крестьяне, юг, казачество соглашения с большевиками не признают.
Я боролся за активную политику мира, но никогда не пойду вместе с людьми, у которых руки в крови от предательского убийства.
Мы должны спасти страну от анархии. Нужно бороться за порядок, а большевики ничего, кроме позора, не дают'.
Это была и позиция генерала Духонина.
Верховский сразу же после обнародования письма рванул в Ставку. 4 ноября он уже в Могилеве вместе с В. М. Черновым – вожаком разношерстной партии эсеров, и видными эсерами Шохерманом и Фейтом. Все они выступили на заседании Общеармейского комитета у Перекрёстова. Материальную силу новой власти пытались сломать словоговорением. Россия продолжала захлебываться словами.
Из Бюллетеня No 16 от 12 ноября 1917 года, выпущенного Общеармейским комитетом при Ставке:
'Вчера утром в Ставке получено было сообщение, что назначенный Советом Народных Комиссаров на должность Верховного главнокомандующего прапорщик Крыленко решил выехать в течение дня через Псков и Двинск в Ставку, лично завязав по дороге в Двинске мирные переговоры с немцами, для чего он распорядился приготовить пять офицеров, знающих немецкий язык.
Выехал прапорщик Крыленко из Петрограда в 16 час. 30 мин. и вечером прибыл в Псков…'
В субботу 18 ноября Ставку покинули иностранные военные представители генералы Бартер (Англия), Лавернь (Франция) и Ромей (Италия).
Генерал Духонин Ставку покинуть отказался, заявив, по воспоминаниям А. Дикгоф-Деренталя: 'Совесть моя чиста! Я действовал всё время с демократией (различными войсковыми и гражданскими комитетами. – Ю.В.) и на благо родины. Я не могу бежать. Я не Керенский!…'
В ночь с 18-го на 19 ноября генерал Корнилов ушёл из быховского заточения под охраной верных текинцев. Тогда же власть в городе принял на себя Военно-Революционный Комитет под председательством Усанова.
19 ноября Могилёв покинули последние роты ударников (сплошь офицерские, сплошь настроенные монархически). Опоздай они – и быть большой драке.
С воцарением недели, в понедельник 20 ноября около одиннадцати утра к Ставке прошёл первый из прибывших петроградских отрядов – столичные солдаты запасного гвардейского полка. Через час на улицы города вступили и матросские отряды. Как пишет очевидец тех событий Лелевич, 'в чёрных папахах, широких тёмных шинелях, с винтовками за плечами, они казались воплощённой мощью' [78].
20 ноября Крыленко (1885-1938), партийная кличка – товарищ Абрам, издал приказ:
'Именем революции ко всем солдатам революционной армии и флота.
Товарищи! Сего числа я вступил в Могилев во главе революционных войск. Окруженная со всех сторон Ставка сдалась без боя…'
И далее из работы Лелевича:
'26 ноября в новой газете 'Революционная Ставка' No1, появилось следующее сообщение:
'В 10 часов утра 20 ноября Верховный главнокомандующий Крыленко со своим личным штабом вступил в Могилёв. В помещении Военно-Революционного Комитета тов. Крыленко был встречен 'Марсельезой' хора трубачей Георгиевского батальона и делегациями. После обмена приветствиями Главковерх отправился в Ставку, чины которой были подвергнуты накануне домашнему аресту… Накануне ночью генерал Корнилов… бежал из Быхова с четырьмя охранявшими его эскадронами текинцев… Со станции (могилёвской. – Ю.В.) было получено известие, что возбужденная толпа окружила вагон Главковерха, куда был приведён для обеспечения его личной безопасности генерал Духонин (для последующей расправы в Петрограде. Ю.В.)… Возбужденная группа матросов и солдат собралась около вагона и скоро многотысячная толпа… стала осаждать вагон… Генерал Духонин был вытащен разъярённой толпой и убит… Вечером чины штаба Ставки, арестованные домашним арестом в гостинице 'Бристоль', были освобождены и вернулись к исполнению своих обязанностей… Начальники отделов Ставки и весь её состав были представлены новому Главковерху. Они единодушно обещали работать на пользу армии…' [79]
Отголоски ураганных событий. Книжные прочерки вместо живых людей. Тени бурного движения в буквах и строках…
А ведь это были живые люди, каждый одержимый своей идеей и страстью. По-настощему мы и не знаем их. Мораль того времени и события со всем множеством сложнейших обстоятельств поняты и знакомы нам лишь отчасти. Теперь из своего 'далёко' мы самоуверенно судим их (я не исключаю и себя).
Из воспоминаний уполномоченного ДПТУ Западных железных дорог Евгения Прокопца:
'В дни, предшествовавшие вступлению советских отрядов в Могилёв, могилёвцы бегали справляться о новостях на вокзал (телеграфное агенство перестало работать, онемели и газеты. – Ю.В.). С такой целью пришёл я на вокзал под вечер 20 ноября 1917 года – в день вступления войск тов. Крыленко.
Когда я вышел на перрон, мне сразу бросился в глаза поезд, составленный из классных вагонов. Перед ним волновалась толпа, залившая перрон. В толпе то тут, то там мелькали бурые папахи матросов. Говорили, что в одном из вагонов находится арестованный генерал Духонин. Раздавались угрожающие возгласы, требующие немедленного расстрела пленника…
Я обошёл поезд и подошёл к вагону с другой стороны. Здесь тоже волновалась громадная толпа… Толпу составляли крестьяне, матросы, солдаты – все прибывшие с воинской платформы… Неожиданно на площадке, где только что стоял Духонин, появился высокий, здоровенный матрос в огромной бурой папахе… Не дослушав его, я перешёл на перрон по другую сторону поезда.
Вдруг в толпе молнией пронеслась весть, что Духонин убит. Толпа хлынула на другую сторону поезда, откуда я только что ушёл. Возникла страшная давка.
Матросы из охраны поезда стали разгонять толпу и, когда она поредела, я увидел перед вагоном какую-то окровавленную массу. Это был труп Духонина…
… после речи матроса толпа снова потребовала Духонина. Его вывели, с него сорвали погоны, и тот же высокий матрос ударом немецкого штыка (узковатого тесака чуть ли ни в полметра длинной. – Ю.В.) сбросил его в толпу, которая с каким-то стихийным… криком (упоения. – Ю.В.) растерзала бывшего главнокомандующего. Я слышал, как находившийся тут же крестьянин заметил: 'Так ему и нужно собаке! Его и хоронить не надо. Его в помойную яму нужно спустить'… это был суровый огонь фанатизма и классовой ненависти' [80].
Революционная демократия жаждала крови. Большевистские газеты не зряшно потрудились. Почти каждый в России уяснил тогда: без крови народная свобода не может утвердиться. Настало время пустить под нож имущие классы и офицерство.
Ленинское прославление насилия, внедрение классовой розни делали гражданскую войну неизбежной. Гражданская война давала превосходную возможность для очищения общества по-ленински, поскольку уже всё можно было списывать на необходимые меры. Ленин и прочесал русское общество самым частым гребнем террора. Бывшие имущие сословия вовсе исчезли, поредел и массив 'трудящегося и эксплуатируемого народа', декларацию от имени которого примет III Всероссийский съезд рабочих, солдатских и крестьянских депутатов (10-18 января 1918 года). Этот же съезд и объявит Россию Российской
