– Да так, что один одно говорит, так другой иное что слышит. Что хочешь, то и слышишь, как хочешь, так и понимаешь. Все навыворот в итоге. Да так, что и закон не закон!
– Против законов жить – мирозданию самому перечить! Оно ведь, если любви в сердце нет, так и все не ладно. А как без молитвы смиренной, так и небо грешками закоптить недолго. Знаки свыше на что?! Или совсем слепым быть надо, чтобы не видеть? Душа человеческая что дерево: худое если, так и плод с него чахлый. А как крепкое, так и глаз радует, да и другим насытиться дает.
– Это сейчас так. А потом все ох как проще станет. Ад да Рай, да и то единицы помнить об этом будут. Праздник живота. Ему и служить будут все от мала до велика.
– Живот – он ведь тоже непрост. Как потакаешь ему, так Диаволу служишь. Как держишь в узде, так и дело богоугодное творишь.
– Ты, старче, уж больно вещи мудреные говоришь; мне так и не все понять, а куда серости тебя услышать?
– А зачем слушать? Тут сердцем чувствовать надо; ибо через него Бог поучает. Сердцем да с молитвой в устах, чтобы грешного Бог на путь верный наставлял. На то и пастыри даются, чтобы слово Божье в мир нести да от беды отводить; земли чтобы возделывать, на которых всходы потом пойдут.
– Так землю худую как ни возделывай, все недород будет, – чувствуя, что разговор плавно так сам собой выходит на нужную ему тему, оживился Николай Сергеевич.
– Так что, по-твоему, и не браться? По словам твоим так и сдается, что битву мы свою проиграем в грядущем твоем.
– Землю, чтобы плод дала, сдобрить надо бы. А для того и обучать пастырей надобно: как распознать, что в землю вложить надо, чтобы урожай богатый получить. А для того у латинян и университеты завелись уже, где сызмальства обучаются, как слово нести, да так, чтобы понимали их, даже если ни сердцем, ни умишком не удались, – завернул Булыцкий.
– Как так? – искренне поразился Сергий. – Где видано, чтобы скопом учили науке великой?! Пока сердце по-настоящему не откроешь, обетами строгими пока душу не вычистишь, молитвами смиренными пока до Бога не дойдешь, через уединение смиренное не пройдешь покуда, Творца не познать ни в век! А не познав, и других поучать нечего!
– Так-то оно так, да знаешь, сколько меди пустозвенящей после тебя будет?! Глазами в облаках, да стопами в трясине! А ведь и за такими пойдут серые. Еще и хоругви подымут! Еще и во имя Господа объявят! А почему все? Да потому, что неграмотный люд! Куда там до науки Божьей, если и считать толком-то не умеют? Вон, для Тимохи и то дело чудное – не по пальцам да веточкам считать, а иначе как-то!
– Ты язык попридержи, чужеродец!
– Так сам же и сказ спрашивал про грядущее! Так теперь нос не вороти! К кресту и святые потянутся, и пустобрехи. А как их различить? Разве что ты, да такие, как ты. Только вас всех на всю Русь – во! – Булыцкий растопырил перед носом старца пять пальцев. – А пустобрехов – пруд пруди! А как простому люду различить? Да никак! Вот и идут за кем ни попадя. Латиняне – те так сразу поняли, а поняв, опередили! Это потом уже я учить буду мальцов о том, что почти все, да не на земле русской взрощено было!
– Латиняне, говоришь, ловчее, – насупился схимник.
– То и говорю, – чуть успокоился разошедшийся преподаватель. – Что и жить они нас учить будут, и кормить, и одевать.
– И потому все, что университетами у них шибче было?
– Да не по университетам, а по знанию, что в них получают.
– Ох и лукавишь ты, чужеродец!
– Вот послушай меня. Ты в обители в своей чем занимаешься? Добро сеешь да примером своим жизни других поучаешь. А мудрости своей где набрался? Да жизнь научила, и слава Богу! А сколько таких, как ты? Так я по пальцам и переберу! Так тебя мудрости жизнь научила, а кого и нет. Это добро, если других учить ты берешься да примером своим свет в мир несешь. А что, мало тех, кто по незнанию своему других ереси поучать начинают?
– Так и что, с университетами твоими меньше таких будет?
– Праведных да прилежных больше. Сызмальства отроки начнут науки постигать Божьи, да не сами по себе, но под присмотром старцев праведных с тропы не сойдут богоугодной! Все как один! В кулаке надежном! – Для пущей убедительности Булыцкий потряс в воздухе кулаком. – А потом такие и пойдут в мир слово Божье да науку нести! Один, кто в науке прилежен, потом и других поучать будет. А те – еще кого-то. Как вода в реке камни да берега стачивает, так и свет наук берега незнания да серости подточит. Чем плохо?!
Закрыв глаза, Сергий замолчал, обдумывая услышанное. Долго молчал, не находя что сказать. Затем, словно бы резко выведенный из сна, вздрогнул и, глядя в упор на Булыцкого, негромко отвечал:
– Вот что скажу я тебе, чужеродец: ты хоть и нелепицы городишь, да чует сердце, не во зло ты все это. В сердце твоем и боль настоящая, и пламя живое. Нет мочи не верить тебе. Будет тут князь вскоре, тут вы и посмотрите друг другу в глаза. А я помолюсь да слово свое замолвлю за тебя.
– Спасибо тебе, Сергий! – Булыцкий с благодарностью поклонился.
– А теперь ступай, – негромко закончил. – Много вещей чудных услыхал я от тебя. Дай Бог, чтобы все оно сложилось. Ступай, – повторил он замешкавшемуся Булыцкому. – Братия уж скоро соберется.
Снова взбушевала кровь у Булыцкого. Невмоготу ему стало, едва добро от старца получил. Кипучая энергия затребовала немедленного
