Магистру легко говорить, а мы с домовым после такого обжигающе ледяного перемещения вцепились друг в друга и дрожали на пару.
– Риате!
Медленно опустила домового, который тут же к моей ноге прижался, и открыла глаза. Мы оказались стоящими на заснеженной дороге посреди широкого поля. И вокруг никого! Только заснеженные горизонты и порывы ледяного ветра.
– Да, погодка не сахар, – заметил Эллохар и, сняв плащ, набросил его мне на плечи, затем сноровисто меня же и закутал.
– Н-не стоит, – попыталась я отказаться от сомнительной помощи.
– Шутишь? – магистр усмехнулся. – Риате, тебе еще мелких Тьерчиков рожать, и желательно рожать их здоровыми. Все, пошли.
– Куда? – не поняла я.
– За мной, – рявкнул директор Школы Искусства Смерти и пошел в поле, по пояс утопая в снегу.
Он по пояс, а мне тут будет по шею, про домового я вообще молчу. Кстати, оказалось, что домовой уже собрался идти вслед за магистром.
– Тепло рядом, – принюхиваясь, сказал старичок. – Добро, свет… идем, деточка, туда нам.
И нырнул в сугроб. Я осталась стоять посреди дороги, но стояла недолго.
– Риате, я тебе не Тьер, на руках таскать не стану, расчленить – оно сподручнее, – перекрывая завывания ледяного ветра, крикнул Эллохар.
Пришлось идти за ним.
Я догнала директора Школы Искусства Смерти шагов через сто. Это было не сложно – Эллохар стоял и терпеливо ожидал меня, а стоило подойти, неожиданно извиняющимся тоном произнес:
– Прости, но этот путь каждый должен проделать сам – у ведьм после некоторых неприятных событий очень строго с правилами, и, понеси я тебя, путь остался бы закрыт.
– Да… я понимаю. – Его объяснения были неожиданны. – И даже не думала. В конце концов, вы не обязаны носить всяких адепток и…
– Риате, тебя заносит, – грубовато оборвал магистр. – И да – с самооценкой еще следует поработать, прелесть моя. И основательно. Ты себя вообще не ценишь, печальное зрелище, должен признать.
– А… вы…
– Да что там печальное, – он тяжело вздохнул, – жалкое это зрелище, Риате. Откровенно жалкое.
Все, слов у меня больше не было. У директора Школы Искусства Смерти зато еще много имелось:
– «А-а-а… бе-бе-бе», – передразнил он меня. – Расправь плечи, говори внятно, выражай мысли четко. Во имя Бездны, Риате, ты мне больше всего понравилась, когда таки прокляла. Какой это был разворот худосочных плеч, и что только в них Тьер нашел, смотреть же не на что, а какой взгляд! Я даже залюбовался, Риате. А дальше что? Опять «бу-бу-бу» и «простите, магистр, я не хотела». Жалкое зрелище, адептка, – последовала широкая наглая ухмылка.
– А… я… – у меня от возмущения дыхание перехватывало, – а знаете что?!
– Что? – Он даже наклонился ко мне, демонстрируя, что готов внимать.
– А идите вы в Бездну! – сорвалась я.
Мне в ответ весело подмигнули, после чего Эллохар подошел ближе, встал рядом, по-свойски обнял за плечи и поведал:
– Я бы занялся твоим воспитанием, Риате, но боюсь, Тьер не оценит. А жаль.
И тут перед нами открылась калитка. Ветхая такая, из прутьев, и замогильный, жуткий, пробирающий до костей голос задал вопрос:
– Какого лешего, а?
Эллохар обнял чуть сильнее, прижимая к себе, и прошептал:
– Ну что ты дрожишь? Это просто чары. Да, ты с таким ранее не сталкивалась, но уж при мне-то можно не бояться, а?
– Д-д-да, – я даже кивнула, – но, видите ли, магистр, если говорить совсем откровенно, я не уверена, что вы не бросите меня в пасть какой-либо твари исключительно ради воспитательного момента!
На меня изумленно посмотрели. Хмыкнули, пожали плечами, потом Эллохар уставился на калитку, правда, судя по сменяющим друг друга выражениям на надменном лице, директор все еще размышлял над моими словами.
Так и вышло:
– Не брошу, – магистр потрепал меня по плечу, – ты мне нравишься, Риате.
Пауза, затем последовало язвительное замечание:
– А вот род Тьеров продолжишь парочкой сорванцов, и тогда с удовольствием скормлю какой-нибудь зубастой твари. Я не злой, Риате, зато жутко мстительный.
После чего, повернувшись к калитке, произнес уже громче:
– Да-да, и жуткий, и мстительный!
Калитка ехидно захихикала и нагло так за-явила:
