Шизопитомник

— Судя по плешке, профилакторские подушки полировали её лет десять, — предположила Ольга. — Соответственно, две пятилетки наш Санитар прямо на работе сытно ел, вкусно пил, сладко спал. Работу свою он давно скинул на подчинённых. Всякий намёк на усилие вызывает в нём приступ бешенства на грани гипертонического криза. Стоило его на день лишить такого «ада», как он затосковал по нему, как старая дева по морковке, и начал стихийно клонироваться. Та же беда со Светланой. В итоге у нас на руках их гибридное чудо. Санитарное снаружи и Светланистое внутри.

Ольга замолчала, провоцируя остальных на контратаку, но, кроме коротких всхрюкиваний с соседних диванов, звуков не последовало. Тогда она решила проиллюстрировать свою сентенцию более чувствительным персонажем:

— Или взять Шефа. Он из тех, про которых говорят: «Выросла репа большая-пребольшая, а пахать не хочет». На фига ему работа? Всю жизнь как-то без неё обходился, а тут вдруг соскучился?

— Я, между прочим, дома только ночую, — усмехнулся Сергей Николаевич-Шеф. — Мой рабочий день не чета твоему.

— Ну да, — кивнула Ольга, — есть такая профессия — на работе сидеть. Ты у нас профессионал в этом ремесле. Тогда первое, что бы сделал в том «аду», — выпросил бы у ангелоида народу несколько штук и начал бы его строить. Точно, как при жизни. Даже ещё лучше — начальства-то нет, включая Сами-знаете-кого.

Сергей Николаевич-Шеф, вопреки Ольгиным надеждам, задумался, и вид у него стал пренеприятнейше мечтательный. Чтобы прекратить этот духовный онанизм, Ольга почти дружески спросила:

— Ну что, Сергей Николаевич, может, мы всё-таки умерли?

— Убить тебя, что ли, чтоб успокоилась? — Сергей Николаевич-Шеф загоготал, и в полной тишине его смех показался таким грубым, что покоробил даже его.

Он задумчиво посмотрел на приподнявшуюся Ирину, которая два дня назад зашиблась насмерть, а сейчас сидела вполне дееспособная и счастливая.

— Да, атмосфера в этом мёртвом царстве живительная, — пробормотал Сергей Николаевич-Шеф и спросил у присевшего к Ирине двойника: — Что ты в ней нашёл? Дома жена, наследник на подходе, а ты как малец на неё глазеешь.

Сергей Николаевич-Френд ответил сразу, будто не в первый раз:

— Думаю, я люблю Ирину не столько за то, кто она есть, сколько за то, кто я, когда я с ней. Когда я нёс её на руках из леса, думал, растрясу насмерть. Так испугался, что потеряю её, — до сих пор мандраж.

— Ага, — кивнула Ольга, — глаза боятся, а руки загребущие.

— Между прочим, она единственная помнит, как попала сюда и в любую минуту может уйти своим способом. Тогда я её точно потеряю. Навсегда.

— Когда мало времени, тут уже не до дружбы, только любовь, — понимающе кивнуло Санто-Лано.

Сергей Николаевич-Френд вздохнул и, глядя на откровенно счастливую Ирину, продекламировал:

Я покорён её осеннею улыбкой —
Она милей, чем смех красавицы младой.
Моей душе, мятущейся в тумане страхов зыбких,
Она как маячок надёжный и родной.

То, что Сергей Николаевич-Френд заговорил стихами — полбеды. Беда пришла, откуда не ждали — Сергей Николаевич-Шеф забрался на стол и в манере провинциального трагика вопросил:

Пропал мужик, чего же боле?
Что я могу ещё сказать?
Теперь я знаю — в вашей воле
Из мужика дерьмо ваять.

— Мягкое и тёплое не у всех ассоциируется с навозом, — заметила Ольга.

— «Марлезонский балет» получил новую сюжетную линию, — заметил Рыжий Клоун.

— Какую? — спросили Света с Санто-Лано.