Рэксы.
– Чего надо, мать? – спросил боец в маске.
– Раненые… там.
– Извини, мать. У нас приказ со штаба. Вот это все вывезти. Куришь?
Она машинально взяла сигарету, думая, что перед смертью неплохо бы и покурить. Вот они. Русские. Те, кто желал зла ее стране. Те, кто пошел против них войной. Те, кто отобрал Крым. Русские…
– Шла бы ты домой, мать, – сказал боец, поднося зажигалку, – нечего тебе тут делать совсем. Нечего…
Пока она думала, что ответить, подбежал еще один солдат, хлопнул говорившего с ней по плечу:
– Погрузку закончили.
Боец кивнул:
– Ехать надо. Бывай, мать…
Он легко перемахнул через борт кузова, вцепившись в поданные руки, «КамАЗ» газанул и пошел по улице. А она осталась стоять. Был Луганск. Тридцать второй день войны…
Зарисовки (продолжение)
Киев
03 июня 2020 года
За соседними столами гульбанили. Широко, не стесняясь. Местные, в основном азербайджанцы, талыши и разного рода чиновники и гуманитарщики – в равной пропорции. Ресторан щирой украинской кухни щирым украинцам, за редким исключением, был не по карману.
Талыши, разговевшиеся горилкой, – у них было нельзя спиртное, мусульманская страна – затянули песню…
После того как русский неформал Тимати спел ее вместе с талышскими певцами, песня стала неформальным гимном азербайджанцев, находящихся за рубежом, и азербайджанской организованной преступности. На Украине отношения у азербайджанцев с талышами складывались напряженно, доходило дело до перестрелок, поэтому сидевшие за столом были явно талышами, азербайджанцы такую песню в Киеве петь бы не стали. А в Москве почему-то пели и азербайджанцы, и талыши.
Подошел официант. Вежливо попросил:
– Вельможны паны, ласкаво просимо – тише…
Один из талышей толкнул его, не вставая:
– Пошел на…!
Оксана скривилась, на всякий случай прикрыв лицо салфеткой.
– Может, уйдем отсюда?
– Нет… – сказала Оксана, – просто не стоит на них обращать внимания, я так думаю. У нас в Вашингтоне иногда такое же бывает… если афроамериканцы решат показать, какие они крутые, и завалятся в приличное место. Выгнать из публичного места нельзя, сами понимаете, будет суд. Дискриминация по расовому признаку и все такое. Приходится терпеть. Знаете, в Вашингтоне больше половины населения – чернокожие, я даже и не знала об этом. Чиновники в Вашингтоне вообще не живут, они уезжают в Джорджтаун, там есть приличное жилье. По вечерам же в Вашингтоне лучше вообще не оставаться.
– Там много наших? – спросила Диа, чтобы поддержать разговор.
– Ну, есть кто-то, – неуверенно сказала Оксана, – вообще-то, там больше львовян. Дима Парош, например, он глава нашего фонда. Есть еще Олесь Кучина, он известным военным фотографом стал. В Польше учился, потом в Вашингтон переехал. Он нам очень помогает, визуальный ряд – половина успеха любого фандрейзера. Ой, тетя Дина, а вы можете нам помочь?
– Как, Оксаночка?
– Нужны любые свидетельства зверств русских. Видео, фотографии. Фотографии желательно хорошего качества, профессиональные, но если нет таких – сгодятся любые, я обращусь к Олесю, он сделает как надо – подчистит, переведет на студийную бумагу. Можно так же записать несколько интервью с беженцами… что-то такое… жесткое. Концлагеря, например. Или как русские людей сжигали. Или… Ой, теть Дин, а что я такая глупая-то… Вы поедете в США? Вы же хромаете… это русские сделали, да? Вам надо будет выступить… все рассказать. Возможно, вас даже в Конгресс пригласят.
Она молчала. Нога у нее болела после крайнего визита в «СДБ» – там ее спустили с лестницы.
– …Надо будет выправить вам визу. Возможно, даже съездить на Западное побережье, там в Голливуде очень хорошие доноры. Тетя Дина, да вы куда…
– Извини, Оксаночка. Мне домой надо. Домой…
Оксана шуранула рукой в сумочке, достала визитку.
