– А ты постарел. – Повитуха протянула руку к щеке мужчины, однако в последний миг замерла, так и не дотронувшись.
В глазах отразилась борьба, а на лице замешательство, но магесса проиграла битву с собственной совестью и опустила руку.
– Я рада, что с тобой все в порядке, Грехобор.
Васька, которая уже собралась возвратиться обратно на кухню, подальше от творящегося на ее глазах романтического воссоединения, остановилась. Она не видела лица мага, но этого ей и не требовалось. Его еще секунду назад гордо расправленные плечи ссутулились, словно на них лег невидимый, но тяжкий груз, а по харчевне будто пронеся ледяной сквозняк.
Стряпуха замерла, раздираемая противоречивыми желаниями. С одной стороны, хотелось уйти с гордо поднятой головой и не мешать этим двоим (которые так замечательно смотрелись рядом и так друг другу подходили) выяснять отношения. С другой стороны, голос совести кричал, даже вопил, что
«Иди к нему. Посмотри на его лицо. Иди! Да что ж ты дура какая!»
«Сама дура», – ответила Василиса своей упрямой внутренней собеседнице и сердито выдохнула. Вот с детства ей всех убогих жалко – то кошку трехногую домой притащит всю в лишаях, то собаку блохастую с бельмом на глазу… теперь вот, смотри-ка, выросла – людей ущербных собирает. Начала с Зарии, потом вот на этого, господи прости, жениха переключилась. Ой, дура-а-а…
И, осознавая собственную глупость, как и то, что об этой глупости она в ближайшем будущем обязательно пожалеет, кухарка направилась к Грехобору, ловко лавируя между посетителями. Зеваки не торопились расходиться, с любопытством посматривали на двух магов и перешептывались. Тьфу, сплетники проклятые.
Мимолетный взгляд на лицо жениха подтвердил, что Василиса поступила верно, – выглядел он так же, как тогда, когда впервые переступил порог Багоевой харчевни: растерянный, обескураженный. Вот ведь вертихвостка ослепительная – чего пришла, все испортила? Васька встала рядом с Грехобором, решительно взяла его ладонь в свою (сильные пальцы мгновенно переплелись с пальцами невесты), после чего обратилась к сопернице:
– Ты кто?
Та открыла рот, но не нашлась, что сказать, – так и застыла, глядя на их руки. Васька и сама не ожидала, что нареченный так в нее вцепится – едва суставы не захрустели. Но удивления своего девушка не показала, лишь улыбнулась в тридцать два зуба, источая во все стороны убийственное обаяние, и спросила:
– Я таки осмеливаюсь узнать ваше имя. Как звать?
Незнакомка тотчас отступила на шаг, вскидывая руки и показывая отсутствие мизинцев:
– Я Повитуха. У вас роженица.
– Да. БАГОЙ, ПРОВОДИ! – проорала Василиса так, что вся харчевня вздрогнула от фундамента до крыши, а магесса и вовсе побледнела. – Милости просим.
Последнее девушка сказала сварливым голосом Бабы-яги, оставшейся без ступы и метлы.
– Понимаешь ли ты, с кем стоишь рядом? – осмелилась поинтересоваться Повитуха. – Он же маг!
– И?
– Он – Грехобор!
– И?
– Но он же проклят! Ты можешь потерять душу…
– Он мой жених. – И Васька подняла их сцепленные руки, показывая заблудшей красавице венчальное кольцо. – Имею право трогать, где хочу.
Почему-то от этих вполне невинных слов рука мага дрогнула, а Повитуха залилась краской, отчего стала просто убийственно хороша. Интере-э-эсно, они сейчас о чем подумали? Васька озадачилась. Вообще-то она имела в виду место, так сказать территорию, а не… место. Тьфу! Короче, не то, что они тут все себе решили.
Немую сцену оживил скатившийся с лестницы спутник роженицы – бледный, с вытянувшимся лицом и отчаянными глазами. Повитуха мгновенно взяла себя в руки, повернулась и пошла следом за ним, оставляя позади жениха с невестой.
– Руку верни. Мне готовить надо, – буркнула неизвестно на что злящаяся Васька, безуспешно пытаясь вытащить свою ладонь из железной хватки мага.
Грехобор обернулся, глядя на нее так, словно она говорила с ним на иностранном языке.
– Василиса, ты…
И тишина. Да она, она, уже четверть века – она. Васька снова попыталась освободить свою конечность. Не отдает. Не отдает!
– Ты чудачка… – выдохнул он.
Стряпуха хлопала глазами. Вот тебе и комплимент. Она помолчала. Нахмурилась. А потом с удвоенной энергией стала высвобождать ладонь.
– То ты на меня и не смотришь, на кухне прячешься, а то вдруг во всеуслышание говоришь, что моя невеста. – Мужчина не то сердился, не то
